Кир Булычев. Выбор
Было душно, хотелось устроить сквозняк, но все время кто-нибудь
закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут пять, прежде чем поднять
трубку, старался придумать правдоподобный предлог, который помешает мне
увидеть Катрин. А потом, когда набирал номер, я вообразил, что Катрин
сейчас скажет, что не сможет со мной встретиться, потому что у нее
собрание. Катрин сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и
пораньше. Возле стола с телефоном остановился Крогиус, положил на стол
сумку с консервами и сахарным песком - он собирался на дачу. Он стоял
возле телефона и ждал, пока я отговорю. Он смотрел на меня жалобно. Катрин
говорила тихо.
- Что? - спросил я. - Говори громче.
- Через сорок минут, - сказала Катрин. - Где всегда.
- Вот видишь, - сказал я Крогиусу, положив трубку. - Звони.
- Спасибо, - сказал Крогиус. - А то у жены рабочий день кончается.
У входа в лабораторию меня поджидала девочка из библиотеки. Она
сказала, что у меня за два года не плачены взносы в Красный Крест и еще,
что мне закрыт абонемент, потому что я не возвратил восемь книг. Я совсем
забыл об этих книгах. По крайней мере две из них взял у меня Сурен. А
Сурен уехал в Армению.
- Вы будете выступать в устном журнале? - спросила меня девочка из
библиотеки.
- Нет, - сказал я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или Жана-Поля
Бельмондо.
Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не учусь, и я
сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так все умею.
- С вами хорошо, - сказала девочка. - Вы добрый человек.
- Это неправда, - сказал я. - Я притворяюсь.
Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей не врал. Я
притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком, чтобы убить время.
У зала Чайковского продавали гвоздики в киоске, но гвоздики были вялыми, к
тому же я подумал, что, если мы пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду похож
на кавалера. Мной овладело глупое чувство, будто все это уже было. И даже
этот осоловелый день. И Катрин так же ждет меня на полукруглой длинной
скамье, а у ног Пушкина должны стоять горшки с жухлыми цветами и
вылинявший букетик васильков.
Так оно и было. Даже васильки. Но Катрин опаздывала, и я сел на пустой
край скамьи. Сюда не доставала тень кустов, и потому никто не садился. В
тени жались немецкие туристы с покупками, а дальше вперемежку сидели
старички и те, вроде меня, которые ожидали. Один старичок громко говорил
соседу:
- Это преступление - быть в Москве в такую погоду. Преступление.
Он сердился, будто в этом преступлении кто-то был виноват. Катрин
пришла не одна. За ней, вернее рядом, шел большой, широкий мужчина с
молодой бородкой, неудачно приклеенной к подбородку и щекам, отчего он
казался обманщиком. На мужчине была белая фуражечка, а если бы было
прохладнее, он надел бы замшевый пиджак. Я смотрел на мужчину, потому что
на Катрин смотреть не надо было. Я и так ее знал. Катрин похожа на щенка
дога - руки и ноги ей велики, их слишком много, но в том и прелесть.
Катрин отыскала меня, подошла и села. Мужчина тоже сел рядом. Катрин
сделала вид, что меня не знает, и я тоже не смотрел в ее сторону. Мужчина
сказал:
- Здесь жарко. Самый солнцепек. Можно схватить солнечный удар.
Катрин смотрела прямо перед собой, и он любовался ее профилем. Ему
хотелось дотронуться до ее руки, но он не осмеливался, и его пальцы
невзначай повисли над ее кистью. У мужчины был мокрый лоб, и щеки
блестели.
Катрин отвернулась от него, убрав при этом свою руку с колена и глядя
мимо меня, сказала одними губами:
- Превратись в паука. Испугай его до смерти. Только чтобы я не видела.
- Вы что-то сказали? - спросил мужчина и дотронулся до ее локтя. Пальцы
его замерли, коснувшись прохладной кожи.
Я наклонился вперед, чтобы встретиться с ним глазами, и превратился в
большого паука. У меня было тело почти в полметра длиной и метровые лапы.
Я придумал себе жвалы, похожие на кривые пилы и измазанные смердящим ядом.
А на спину себе взгромоздил суетливых детенышей. Детеныши тоже шевелили
жвалами и источали яд.
Мужчина не сразу понял, что случилось. Он зажмурился, но не убрал руки
с локтя Катрин. Тогда я превратил Катрин в паучиху и заставил его ощутить
под пальцами холод и слизь хитинового панциря. Мужчина прижал
растопыренные пальцы к груди и другой рукой взмахнул перед глазами.
- Черт возьми, - сказал он. Ему показалось, что он заболел, и, видно,
как многие такие большие мужчины, он был мнителен. Он заставил себя еще
раз взглянуть в мою сторону, и тогда я протянул к нему передние лапы с
когтями. И он убежал. Ему было стыдно убегать, но он ничего не смог
поделать со страхом. Немцы схватились за сумки с покупками. Старички
смотрели ему вслед.
Катрин засмеялась.
- Спасибо, - сказала она. - У тебя это здорово получается.
- Он бы не убежал, - сказал я, - если бы я не превратил тебя в паучиху.
- Как тебе не стыдно, - сказала Катрин.
- Куда мы пойдем? - спросил я.
- Куда хочешь, - сказала Катрин.
- Сегодня очень душно, - сказал я. - Где он к тебе привязался?
- От кинотеатра шел. Я ему сказала, что меня ждет муж, но потом решила
его наказать, потому что он очень самоуверенный. Может быть, пойдем в
парк? Будем пить пиво.
- Там много народу, - сказал я.
- Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по пятницам все разумные люди
уезжают за город.
- Как скажешь.
- Тогда пошли ловить машину.
На стоянке была большая очередь. Солнце опустилось к крышам, и
казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.
- Сделай что-нибудь, - сказала Катрин.
Я отошел от очереди и пошел ловить частника. Я никогда не делаю этого,
только для Катрин. На углу я увидел пустую машину и превратился в Юрия
Никулина.
- Куда тебе? - спросил шофер, когда я сунул голову Никулина в окошко.
- В Сокольники.
- Садись, Юра, - сказал шофер.
Я позвал Катрин, и она спросила меня, когда мы шли к машине:
- Ты кого ему показал?
- Юрия Никулина, - ответил я.
- Правильно, - сказала Катрин. - Он будет горд, что возил тебя.
- Ты же знаешь...
- Что-то давно тебя в кино, Юра, не видел, - сказал шофер, наслаждаясь
доступностью общения со мной.
- Я занят в цирке, - сказал я.
Мне приходилось все время думать о нем, хотя я предпочел бы смотреть на
Катрин. Катрин веселилась. Она прикусила нижнюю губу, и кончики острых
клыков врезались в розовую кожу. Шофер был говорлив, я дал ему рубль, и он
сказал, что сохранит его на память.
Под большими деревьями у входа было прохладно, и все места на лавочках
заняты. Впереди, за круглым бассейном, поднимался купол, оставленный
американцами, когда они устраивали здесь выставку. Теперь тоже была
выставка "интер-что-то-71". Я подумал, что если Гуров прочтет наш с
Крогиусом доклад к понедельнику, то во вторник приедет в лабораторию.
Крогиус сам не понимал, что мы натворили. Я понимал.
- Пойдем левее, - сказала Катрин.
В лесу, изрезанном тропинками, у какого-то давно не крашенного забора,
Катрин постелила две газеты, и мы сели на траву. Катрин захотела пива, и я
достал бутылку из портфеля. Я купил ее по дороге с работы, потому что
подумал, что Катрин захочет пива. Открыть бутылку было нечем, и я пошел к
забору, чтобы открыть ее о верх штакетника. Перед забором была большая
канава, и я подумал, что могу ее перелететь, не перепрыгнуть, а
перелететь. Но на тропинке показались две женщины с детскими колясками, и
я перепрыгнул через канаву.
- Ты хотела бы летать? - спросил я Катрин.
Катрин посмотрела на меня в упор, и я заметил, как ее зрачки
уменьшились, когда на них попал солнечный свет.
- Ничего ты не понимаешь, - сказала она. - Ты не умеешь читать мысли.
- Не умею, - сказал я.
Мы пили пиво из горлышка и передавали друг другу бутылку, как трубку
мира.
- Очень жарко, - сказала Катрин. - И все потому, что ты не разрешаешь
мне закалывать волосы.
- Я?
- Ты сказал, что тебе больше нравится, когда у меня распущенные волосы.
- Мне ты нравишься в любом виде, - сказал я.
- Но с распущенными волосами больше.
- С распущенными больше.
Я принял ее жертву.
Катрин сидела, опершись ладонью в траву, рука у нее была тонкая и
сильная.
- Катрин, - сказал я, - выходи за меня замуж. Я тебя люблю.
- Я тебе не верю, - сказала Катрин.
- Ты меня не любишь.
- Глупый, - сказала Катрин.
Я наклонился к самой земле и поцеловал по очереди все ее длинные
загорелые пальцы. Катрин положила мне на затылок другую ладонь.
- Почему ты не хочешь выйти за меня замуж? - спросил я. - Хочешь, я
буду всегда для тебя красивым? Как кинозвезда.
- Устанешь, - сказала Катрин.
- А все-таки?
- Я никогда не выйду за тебя замуж, - сказала Катрин. - Ты пришелец из
космоса, чужой человек. Опасный.
- Я вырос в детском доме, - сказал я. - Ты знаешь об этом. И я обещаю,
что никогда не буду никого гипнотизировать. Тебя тем более.
- А ты мне что-нибудь внушал?
Она убрала ладонь с моего затылка, и я почувствовал, как ее пальцы
замерли в воздухе.
- Только если ты просила. Когда у тебя болел зуб. Помнишь? И когда ты
так хотела увидеть жирафа на Комсомольской площади.
- Ты мне внушал, чтобы я тебя любила?
- Не говори глупостей и верни на место ладошку. Мне так удобнее.
- Ты врешь?
- Я хочу, чтобы ты в самом деле меня любила.
Ладонь вернулась на место, и Катрин сказала:
- Я тебе не верю.
Мы допили пиво и поставили бутылку на виду, чтобы тот, кому она нужна,
нашел ее и сдал. Мы говорили о совсем ненужных вещах, даже о Татьянином
отчиме, о людях, которые проходили мимо и смотрели на нас. Мы вышли из
парка, когда стало совсем темно, и долго стояли в очереди на такси, и,
когда я проводил ее до подъезда, Катрин не захотела поцеловать меня на
прощание, и мы ни о чем не договорились на будущее.
Я пошел домой пешком, и мне было грустно, и я придумал вечный
двигатель, а потом доказал, что он все-таки не будет работать.
Доказательство оказалось очень трудным, и я почти забыл о Катрин, когда
дошел до своей улицы. И тут я понял, что, когда я приду домой, зазвонит
телефон и Крогиус скажет, что у нас ничего не выйдет. Мне не хотелось
обходить длинный газон, и я решил перелететь через него. Летать было не
просто, потому что я все время терял равновесие, и поэтому я не решился
взлететь к себе на четвертый этаж, хотя окно было раскрыто. Я взошел по
лестнице.
Когда я открывал дверь, то понял, что кто-то сидит в темной комнате и
ждет меня. Я захлопнул за собой дверь и не спеша закрыл ее на цепочку.
Потом зажег свет в прихожей. Человек, который сидел в темной комнате, знал
о том, что я чувствую его, но не шевелился. Я спросил:
- Почему вы сидите без света?
- Я вздремнул, - ответил человек. - Вас долго не было.
Я вошел в комнату, нажал на кнопку выключателя и сказал:
- Может быть, я поставлю кофе?
- Нет, только для себя. Я не буду.
От человека исходило ощущение респектабельности. Поэтому я тоже
напустил на себя респектабельный вид и внушил гостю, что на мне синий
галстук в полоску. Гость улыбнулся и сказал:
- Не старайтесь, ставьте лучше кофе.
Он прошел за мной на кухню, достал из кармана спички и зажег газ, пока
я насыпал в турку кофе.
- Вы не чувствуете себя одиноким? - спросил он.
- Нет.
- Даже сегодня?
- Сегодня чувствую.
- А почему вы до сих пор не женились?
- Меня не любят девушки.
- Может быть, вы привыкли к одиночеству?
- Может быть.
- Но у вас есть друзья?
- У меня много друзей.
- А им до вас и дела нет?
- Неправда. А как вы вошли в квартиру?
Человек пожал плечами и сказал:
- Я прилетел. Окно было открыто.
Он стоял, склонив голову набок, и рассматривал меня, будто ждал, что я
выражу изумление. Но я не изумился, потому что сам чуть не сделал то же
самое, - только побоялся потерять равновесие и удариться о перила балкона.
Человек сокрушенно покачал головой, сказал:
- Никаких сомнений, - и поправил пенсне.
Я мог поклясться, что никакого пенсне на нем три минуты назад не было.
Я налил кофе в чашку, взял пачку вафель и пригласил гостя в комнату. Я
устал от жары и ни к чему не ведущих разговоров.
- Снимите ботинки, - сказал гость, проявляя заботливость. - Пусть ноги
отдыхают.
- Вы очень любезны, - сказал я. - Я сначала выпью кофе, а то спать
хочется.
Человек прошел по комнате, остановился у стеллажа и провел пальцем по
корешкам книг, словно палкой по забору.
- Итак, - сказал он профессиональным голосом. - Вы себе не раз задавали
вопрос: почему вы не такой, как все. И ответа на него не нашли. И в то же
время что-то удерживало вас от того, чтобы обратиться к врачу.
- Я такой же, как все, - ответил я и подумал, что зря не послушался
его. Снял бы ботинки.
- Еще в детском доме вы учились лучше всех своих сверстников.
Значительно лучше. Даже удивляли учителей.
- Второй приз на математической олимпиаде, - сказал я. - Но учителей я
не удивлял. И медали не получил.
- Вы ее не получили нарочно, - сказал гость. - Вы смущались своих
способностей. Вы даже убедили Крогиуса, что он - полноправный ваш соавтор.
И это неправда. Но в вас заключена могучая сила убеждения. Вы можете
внушить любому обыкновенному человеку черт знает что.
- А вам? - спросил я.
- Мне не можете, - ответил мой гость и превратился в небольшой памятник
первопечатнику Ивану Федорову.
- Любопытно, - сказал я. - Сейчас вы скажете, что вы мой родственник и
нас объединяют невидимые генетические связи.
- Правильно, - сказал гость. - Если бы это было не так, вы бы не
догадались, что я жду вас, вы бы проявили хотя бы удивление, увидев
незнакомого человека в запертой квартире. Вы бы удивились моему признанию,
что я влетел на четвертый этаж. Кстати, вы уже умеете летать?
- Не знаю, - сознался я. - Сегодня первый раз попробовал. А что я еще
умею делать?
- Вам достаточно взглянуть на страницу, чтобы запомнить ее текст, вы
складываете, умножаете, извлекаете корни с такой легкостью и быстротой,
что могли бы с успехом выступать на эстраде, вы можете не спать несколько
суток да и не есть тоже.
- Хотя люблю делать и то и другое. И меня не тянет на эстраду.
- Привычка, - холодно сказал гость. - Влияние среды. В детском доме
следили за тем, чтобы все дети спали по ночам. Вы умеете видеть связь
между фактами и явлениями, очевидно между собой не связанными. Вы - гений
по местным меркам. Хотя далеко не всеми вашими способностями вы умеете
распоряжаться и не обо всех подозреваете.
- Например? - спросил я.
Гость тут же растворился в воздухе и возник за моей спиной, в дверном
проеме. Потом не спеша вернулся к стеллажу, достал оттуда англо-русский
словарь и бросил его. Словарь застыл в воздухе.
- И мне все это предстоит? - без особого энтузиазма спросил я.
- Это еще не все.
- С меня достаточно.
- Если вы будете учиться. Если вы вернетесь в естественную для вас
обстановку. Если вы окажетесь среди себе подобных.
- Так, - сказал я. - Значит, я мутант, генетический урод. И не одинок
при этом.
- Не так, - сказал гость. - Вы просто чужой здесь.
- Я здесь родился.
- Нет.
- Я родился в поселке. Мои родители погибли при лесном пожаре. Меня
нашли пожарники и привезли в город.
- Нет.
- Тогда скажите.
- Нам следовало найти вас раньше. Но это нелегко. Мы думали, что никого
не осталось в живых. Это был разведывательный корабль. Космический
корабль. Ваши родители были там. Корабль взорвался. Сгорел. Вас успели
выбросить из корабля. И был лесной пожар. В пожаре сгорел поселок
леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас живым и невредимым, только очень
голодным, не знали, что до конца пожара вас окружало силовое поле.
Я слушал его, но меня мучило совсем другое.
- Скажите, - спросил я. - А на самом деле я какой?
- Внешне? Вам это нужно знать?
- Да.
Гость превратился в некую обтекаемую субстанцию, полупрозрачную,
текучую, меняющую форму и цвет, но не лишенную определенной грации.
- Это тоже внушение?
- Нет.
- Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я - человек.
- Без этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы погибли. А вы
приспособились. Если бы не мой визит, вы бы до конца жизни ни о чем не
догадались.
- Я должен буду улететь с вами? - спросил я.
- Разумеется, - сказал гость. - Вы же мне верите?
- Верю, - сказал я. - Я только позвоню Крогиусу.
- Не надо, - сказал гость. - То, что вы с ним сделали, пока не нужно
Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы смеяться академики. Я вообще
удивлен, что вы смогли внушить Крогиусу веру в эту затею.
- Но ведь она бред?
- Нет. Лет через сто на Земле до нее додумаются. Наше дело - не
вмешиваться. Правда, иногда нам кажется, что эта цивилизация зашла в
тупик.
Я поднял телефонную трубку.
- Я просил вас не звонить Крогиусу.
- Хорошо, - ответил я. И набрал номер Катрин.
Гость положил ладонь на рычаг. Он снова принял человеческий облик.
- Это кончилось, - сказал он. - И одиночество. И необходимость жить
среди существ, столь уступающих вам. Во всем. Если бы я не нашел вас, вы
бы погибли. Я уверен в-этом. А теперь мы должны спешить. Корабль ждет. Не
так легко добраться сюда, на край галактики. И не так часто здесь бывают
наши корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.
Когда мы уходили, уже на лестнице я услышал, как звонит телефон. Я
сделал шаг обратно.
- Это Крогиус, - сказал гость. - Он разговаривал с Гуровым. И Гуров не
оставил камня на камне от вашей работы. Теперь Крогиус забудет обо всем.
Скоро забудет.
- Знаю, - ответил я. - Это был Крогиус.
Мы быстро долетели до корабля. Он висел над кустами, небольшой,
полупрозрачный и совершенно на вид не приспособленный к дальним
странствиям. Он висел над кустами в Сокольниках, и я даже оглянулся,
надеясь увидеть пустую пивную бутылку.
- Последний взгляд? - спросил гость.
- Да, - сказал я.
- Попытайтесь побороть охватившую вас печаль, - сказал гость. - Она
рождается не от расставания, а от неизвестности, от невозможности
заглянуть в будущее. Завтра вы лишь улыбнетесь, вспомнив о маленьких
радостях и маленьких неприятностях, окружавших вас здесь. Неприятностей
было больше.
- Больше, - согласился я, и меня мягко и тепло окутал воздух корабля.
- Стартуем, - сказал гость. - Вы не почувствуете перегрузок.
Приглядитесь ко мне внимательнее. Ваша земная оболочка не хочет покинуть
вас.
Гость переливался перламутровыми волнами, играя и повелевая приборами
управления.
Я увидел сквозь полупрозрачный пол корабля, как уходит вниз все быстрее
и быстрее темная зелень парка, сбегаются и мельчают дорожки уличных огней
и россыпи окон. И Москва превратилась в светлое пятно на черном теле
Земли.
- Вы никогда не пожалеете, - сказал мне гость. - Я включу музыку, и вы
поймете, каких вершин может достичь разум, обращенный к прекрасному.
Музыка возникла извне, влилась в корабль, мягко подхватила нас и
устремилась к звездам, и была она совершенна, как совершенно звездное
небо. Это было то совершенство, к которому меня влекло пустыми ночами и в
моменты усталости и раздражения.
И я услышал, как вновь зазвенел телефон в покинутой, неприбранной
квартире, телефон, ручка которого была замотана синей изоляционной лентой,
потому что кто-то из подвыпивших друзей скинул его со стола, чтобы
освободить место для шахматной доски.
- Я пошел, - сказал я гостю.
- Нет, - сказал тот. - Возвращаться поздно. Да и бессмысленны
возвращения в прошлое. В далекое прошлое.
- До свидания, - сказал я.
Я покинул корабль, потому что за этот вечер я научился многому, о чем и
не подозревал раньше.
Земля приближалась, и Москва из небольшого светлого пятна превратилась
вновь в бесконечную россыпь огней. И я с трудом разыскал свой пятиэтажный
блочный дом, такой одинаковый и скучный в ряду собратьев.
Голос гостя догнал меня:
- Вы обрекаете себя на жизнь, полную недомолвок, мучений и унижений. Вы
будете всю жизнь стремиться к нам, ко мне. Но будет поздно. Одумайтесь.
Вам нельзя возвращаться.
Дверь на балкон была распахнута. Телефон уже умолк. Я нащупал его, не
зажигая света. Я позвонил Катрин и спросил ее:
- Ты звонила мне, Катюшка?
- Ты с ума сошел, - сказала Катрин. - Уже первый час. Ты всех соседей
перебудишь.
- Так ты звонила?
- Это, наверно, твой сумасшедший Крогиус звонил. Он тебя по всему
городу разыскивает. У него какие-то неприятности.
- Жалко, - сказал я.
- Крогиуса?
- Нет, жалко, что не ты звонила.
- А зачем я должна была тебе звонить?
- Чтобы сказать, что согласна выйти за меня замуж.
- Ты с ума сошел. Я же сказала, что никогда не выйду замуж за пришельца
из космоса и притом морального урода, который может внушить мне, что он
Жан-Поль Бельмондо.
- Никогда?
- Ложись спать, - сказала Катрин. - А то я тебя возненавижу.
- Ты завтра когда кончаешь работу?
- Тебя не касается. У меня свидание.
- У тебя свидание со мной, - сказал я строго.
- Ладно, с тобой, - сказала Катрин. - Только лишнего не думай.
- Я сейчас думать почти не в состоянии.
- Я тебя целую, - сказала Катрин. - Позвони Крогиусу. Успокой его. Он с
ума сойдет.
Я позвонил Крогиусу и успокоил его.
Потом снял ботинки и, уже засыпая, вспомнил, что у меня кончился кофе и
завтра надо обязательно зайти на Кировскую, в магазин, и выстоять там
сумасшедшую очередь.
все книги автора
