Художественная литература





Карел Чапек

Иконоборчество

Перевод Н. Аросевой К Никифору (1), настоятелю монастыря св. Симеона, явился некий Прокопий, известный ученый, знаток и страстный коллекционер византийского искусства. Он был явно взволнован и, ожидая настоятеля, нетерпеливо шагал по монастырскому коридору со стрельчатыми сводами. "Красивые у них тут колонны, - подумалось ему, - видимо, пятого века. Никифор может нам помочь. Он пользуется влиянием при дворе и сам некогда был художником и неплохим живописцем. Помню - он составлял узоры вышивок для императрицы и писал для нее иконы... Вот почему, когда руки его скрутила подагра и он не мог больше работать кистью, его сделали аббатом. Но, говорят, его слово все еще имеет вес при дворе. Иисусе Христе, какая чудесная капитель! Да, Никифор поможет. Счастье, что мы вспомнили о нем!" - Добро пожаловать, Прокопий, - раздался за его спиной мягкий голос. Прокопий порывисто обернулся. Позади него стоял высохший, ласковый старичок; кисти его рук утопали в длинных рукавах. - Недурная капитель, не правда ли? - сказал он. - Старинная работа - из Наксоса (2), сударь. Прокопий поднес к губам рукав аббата. - Я пришел к вам, отче... - взволнованно начал он, но настоятель перебил его. - Пойдемте, погреемся на солнышке, милый мой. Тепло полезно для моей болезни. Какой день, боже, как светло! Так что же привело вас ко мне? - спросил он, когда оба уселись на каменную скамью в монастырском садике, полном жужжания пчел и аромата шалфея, тимьяна и мяты. - Отче, - начал Прокопий, - я обращаюсь к вам как к единственному человеку, способному предотвратить тяжкий и непоправимый удар культуре. Я знаю, вы поймете меня. Вы - художник, отче. Каким живописцем вы были, пока вам не было суждено принять на свои плечи высокое бремя духовной должности! Да простит мне бог, но иной раз я жалею, что вы не склоняетесь больше над деревянными дощечками, на которых некогда ваша волшебная кисть создавала прекраснейшие из византийских икон. Отец Никифор вместо ответа поддернул длинные рукава рясы и подставил солнцу свои жалкие узловатые ручки, искривленные подагрой наподобие когтистых лап попугая. - Полноте, - ответил он кротко - Что вы говорите, мой милый! - Это правда, Никифор, - молвил Прокопий (пресвятая богородица, какие страшные руки!). - Вашим иконам ныне цены нет. Недавно один еврей запрашивал за ваш образок две тысячи драхм, а когда ему их не дали, сказал, что подождет - через десять лет получит за образок в три раза больше. Отец Никифор скромно откашлялся и покраснел от безграничной радости. - Ах, что вы, - залепетал он. - Оставьте, стоит ли еще говорить о моих скромных способностях? Пожалуйста, не надо; ведь у вас есть теперь всеобщие любимцы, как этот... Аргиропулос, Мальвазий, Пападианос, Мегалокастрос и мало ли еще кто, например, как бишь его, ну, который делает мозаики... - Вы имеете в виду Папанастасия? - спросил Прокопий. - Вот-вот, - проворчал Никифор. - Говорят, его очень ценят. Ну, не знаю; я бы лично рассматривал мозаику скорее как работу каменщика, чем настоящего художника. Говорят, этот ваш... как его... - Папанастасий? - Да, Папанастасий. Говорят, он родом с Крита. В мое время люди иначе смотрели на критскую школу. Это не настоящее, говорили. Слишком жесткие линии, а краски! Так вы сказали, этого критянина высоко ценят? Гм, странно. - Я ничего такого не сказал, - возразил Прокопий. - Но вы видели его последние мозаики? Отец Никифор отрицательно покачал головой. - Нет, нет, мой милый. Зачем мне на них смотреть! Линии как проволока, и эта кричащая позолота! Вы обратили внимание, что на его последней мозаике архангел Гавриил стоит так косо, словно вот-вот упадет? Да ведь ваш критянин не может изобразить даже фигуру, стоящую прямо! - Видите ли, он сделал это умышленно, - нерешительно возразил Прокопий. - Из соображений композиции... - Большое вам спасибо, - воскликнул аббат и сердито нахмурился. - Из соображений композиции! Стало быть, из соображений композиции разрешается скверный рисунок, так? И сам император (3) ходит любоваться, да еще говорит - интересно, очень интересно! - Отец Никифор справился с волнением. - Рисунок, прежде всего - рисунок в этом все искусство. - Вот слова подлинного мастера! - поспешно польстил Прокопий. - В моей коллекции есть ваше "Вознесение", и скажу вам, отче, я не отдал бы его ни за какого Никаона. - Никаон был хороший живописец, - решительно произнес Никифор. - Классическая школа, сударь. Боже, какие прекрасные пропорции! Но мое "Вознесение" - слабая икона, Прокопий. Это неподвижные фигуры, этот Иисус с крыльями, как у аиста... А ведь Христос должен возноситься без крыльев! И это называется искусство! - Отец Никифор от волнения высморкался в рукав. - Что ж поделаешь, тогда я еще не владел рисунком. Я не умел передать ни глубины, ни движения... Прокопий изумленно взглянул на искривленные пальцы аббата - Отче, вы еще пишете? Отец Никифор покачал головой. - Что вы, нет, нет. Так, только, порой кое-что пробую для собственного удовольствия. - Фигуры? - вырвалось у Прокопия. - Фигуры. Сын мой, нет ничего прекраснее человеческих фигур. Стоящие фигуры, которые, кажется, вот-вот пойдут... А за ними - фон, куда, я бы сказал, они могли уйти. Это трудно, мой милый. Что об этом знает какой-нибудь ваш... ну, как его... какой-нибудь критский каменщик со своими уродливыми чучелами! - Как бы мне хотелось увидеть ваши новые картины, Никифор, - заметил Прокопий Отец Никифор махнул рукой. - К чему? Ведь у вас есть ваш Папанастасий! Превосходный художник, как вы говорите. Соображения композиции, видите ли! Ну, если его мозаичные чучела - искусство, тогда уж я и не знаю, что такое живопись. Впрочем, вы знаток, Прокопий; и вероятно, правы, что Папанастасий - гений. - Этого я не говорил, - запротестовал Прокопий. - Никифор, я пришел сюда не за тем, чтобы спорить с вами об искусстве, а чтобы спасти его, пока не поздно! - Спасти - от Папанастасия? - живо осведомился Никифор - Нет - от императора. Вы ведь об этом знаете. Его величество император Константин Копроним под давлением определенных церковных кругов собирается запретить писание икон. Под тем предлогом, что это-де идолопоклонство или что-то в этом роде. Какая глупость, Никифор! Аббат прикрыл глаза увядшими веками. - Я слышал об этом, Прокопий, - пробормотал он. - Но это еще не наверное. Нет, ничего еще не решено. - Именно потому я и пришел к вам, отче, - горячо заговорил Прокопий. - Ведь всем известно, что для императора - это только политический вопрос, Ему нет никакого дела до идолопоклонства, просто он хочет, чтоб его оставили в покое. Но уличная чернь, подстрекаемая грязными фанатиками, кричит "долой идолов", и наш благородный монарх думает, что удобнее всего уступить этому оборванному сброду. Известно вам, что уж замазали фрески в часовне Святейшей Любви? - Слыхал я и об этом, - вздохнул аббат с закрытыми глазами. - Какой грех, матерь божия! Такие редчайшие фрески, подлинный Стефанид! Помните ли вы фигуру святой Софии, слева от благословляющего Иисуса? Прокопий, то была прекраснейшая из стоящих фигур, какую я когда-нибудь видел. Ах, Стефанид - это был художник, что и говорить! Прокопий склонился к аббату и настойчиво зашептал: - Никифор, в законе Моисеевом написано: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли". Никифор, правы ли те, кто проповедует, будто богом запрещено писать картины и ваять скульптуры? Отец Никифор покачал головой, не открывая глаз. - Прокопий, - помолчав, сказал он со вздохом, - искусство столь же свято, как и богослужение, ибо оно... прославляет творение господа... и учит любить его. - Он начертал в воздухе знак креста своей обезображенной рукой. - Разве не был художником сам Творец? Разве не вылепил он фигуру человека из глины земной? Разве не одарил он каждый предмет очертаниями и красками? И какой еще художник, Прокопий! Никогда, никогда не исчерпаем мы возможность учиться у него... Впрочем, закон Моисея относится ко временам варварства, когда люди еще не умели хорошо рисовать. Прокопий глубоко вздохнул. - Я знал, отче, что вы так скажете, - почтительно произнес он. - Как священнослужитель и как художник, Никифор, вы не допустите гибели искусства! Аббат открыл глаза. - Я? Что я могу сделать, Прокопий? Ныне плохие времена; цивилизованный мир впадает в варварство, являются люди с Крита и еще бог весть откуда... Это ужасно, милый мой; но чем можем мы предотвратить это? - Никифор, если вы поговорите с императором... - Нет, нет, - перебил настоятель. - С императором я не могу говорить об этом. Он не имеет никакого отношения к искусству, Прокопий. Я слышал, будто недавно он хвалил мозаики этого вашего... как его... - Папанастасия, отче. - Да. Того самого, который создает уродливые безжизненные фигуры. Император понятия не имеет о том, что такое искусство. А что касается Мальвазия, то он, по-моему, столь же скверный живописец. Еще бы - раввинская школа (4). И все же ему поручили мозаики в придворной часовне! Ах, нет, при дворе ничего не добьешься, Прокопий. Не могу же я отправиться во дворец с просьбой, чтобы какому-то Аргиропулосу, или этому, - как его зовут, этого критянина, Папанастасий? - разрешили и дальше портить стены! - Не в этом дело, отче, - терпеливо заговорил Прокопий. - Но подумайте сами: если победу одержат иконоборцы, искусство будет уничтожено! И ваши иконы сожгут, Никифор! Аббат махнул своей маленькой ручкой. - Все они слабые, Прокопий, - невнятно произнес он. - Тогда я еще не умел рисовать. А рисовать фигуры, знаете ли, не так-то просто научиться! Прокопий протянул дрожащий палец к античному изваянию юного Вакха, наполовину скрытому цветущим кустом шиповника. - И эта статуэтка будет разбита, - молвил он. - Какой грех, какой грех, - прошептал Никифор, скорбно прикрывая глаза. - Мы называли эту скульптуру святым Иоанном Крестителем, но это - подлинный, совершенный Вакх. Часами, часами я любуюсь им. Это - как молитва, Прокопий. - Вот видите, Никифор. Неужели этому божественному совершенству суждено погибнуть навеки? Неужели какой-нибудь вшивый, орущий фанатик вдребезги разобьет ее молотом? Аббат молчал, сложив руки. - Вы можете спасти само искусство, Никифор, - наседал Прокопий. - Ваша святая жизнь, ваша мудрость снискали вам безграничное уважение в церкви; двор почитает вас необычайно; вы будете членом Великого Синода, который призван решить, все ли скульптуры являются орудием идолопоклонства. Отче, судьба искусства в ваших руках! - Вы переоцениваете мое влияние, Прокопий, - вздохнул аббат. - Эти фанатики сильны, и за ними стоит чернь... - Никифор помолчал. - Так вы говорите, будто уничтожат все картины и изваяния? - Да. - И мозаики тоже уничтожат? - Да. Их собьют с потолков, а камушки выбросят на свалку. - Что вы говорите, - с интересом произнес Никифор. - Значит, собьют и кособокого архангела Гавриила, созданного этим... ну... - Вероятно, да. - Чудесно, - захихикал аббат. - Ведь это ужасно скверная картина, милый мой. Я еще не видел столь невообразимых чучел; и это называется - "соображения композиции"! Скажу вам, Прокопий: скверный рисунок-грех и святотатство; он противен господу богу. И этому должны поклоняться люди? Нет, нет! Действительно, поклонение скверным картинам - не что иное, как идолопоклонство. Я не удивляюсь, что люди возмущаются этим. Они совершенно правы Критская школа - ересь; и такой Папанастасий - худший еретик, нежели любой арианин (5). Стало быть, говорите вы, - радостно залепетал старик, - они собьют со стен эту мазню? Вы принесли мне добрую весть, сын мой. Я рад, что вы пришли. Никифор с трудом поднялся в знак того, что аудиенция окончена. - Хорошая погода, не правда ли? Прокопий встал, явно удрученный. - Никифор, - вырвалось у него, - но и другие картины уничтожат! Слышите, все произведения искусства сожгут и разобьют! - Ай-ай-ай, - успокоительно проговорил аббат. - Жаль, очень жаль. Но если кто-то хочет избавить человечество от скверных изображений, не стоит обращать внимания, если он немного переусердствует. Главное, больше не придется поклоняться уродливым чучелам, какие делает ваш... этот... - Папанастасий. - Да, да, он самый Отвратительная критская школа, Прокопий! Я рад, что вы напомнили мне о Синоде. Буду там, Прокопий, буду, даже если бы меня пришлось нести туда на руках. Я бы до гроба не простил себе, если бы не присутствовал при сем. Главное, пусть собьют архангела Гавриила, - засмеялся Никифор, и личико его еще больше сморщилось. - Ну, господь с вами, сын мой, - и он поднял для благословения изуродованную руку. - Господь с вами, Никифор, - безнадежно вздохнул Прокопий. Аббат Никифор уходил, задумчиво покачивая головой. - Скверная критская школа, - бормотал он. - Давно пора пресечь их деятельность. Ах, боже, какал ересь... этот Папанастасий... и Пападианос. У них не картины, а идолы, проклятые идолы... - выкрикивал Никифор, взмахивая больными руками. - Да, да... идолы.

1936


Иконоборчество - широкое движение в Византийской империи в VIII-IX веках, направленное против монастырей и монастырского землевладения. Движение проходило под лозунгом борьбы с иконопочитанием. Власти использовали это движение для подрыва монастырского землевладения в пользу военно-земледельческой знати, но в дальнейшем испугались его широкого демократического размаха. В 843 году иконопочитание было восстановлено. В период иконоборчества было уничтожено много художественных ценностей, но наряду с этим были преодолены и многие устаревшие штампы в искусстве. Чапек обращает внимание на обе стороны этого процесса. 1) - Никифор. - Это и другие имена художников вымышленные. 2) - Наксос-греческий остров, где добывался мрамор высокого качества. 3) - ...сам император... - Константин V Копроним (719-775) - император Византии (741-775). Добившись в 754 году осуждения иконопочитания, решительно проводил политику конфискации монастырских имуществ и ликвидации монастырей. 4) - Равеннская школа-направление в византийском искусстве, школа монументальной мозаичной церковной живописи, памятники которой сохранились в Равенне. 5) - Арианин. - Арианство - течение в христианстве, названное по имени священника Ария (ум. в 336 г.) из Александрии. Ариане отрицали церковное учение о единой сущности троицы. Арианство нашло поддержку в среде городских ремесленников и торговцев и было осуждено в 381 году церковью как ересь,

все книги автора