Рассказы (1940-1948)
Пер. с англ. / Прим. А. М. Зверева
ПОДРОСТКИ (The young folks)
Март-апрель 1940 г. Литературный дебют Селинджера.
Перевод И. Бернштейн, 1996 г.
Ближе к одиннадцати, удостоверившись, что вечеринка удалась - даже сам
Джек Делрой ей улыбнулся, - Люсиль Хендерсон заставила себя посмотреть в ту
сторону, где в большом красном кресле с восьми часов вечера сидела Эдна
Филлипс - курила сигареты, громким голосом через всю комнату здоровалась со
знакомыми и сохраняла самое оживленное выражение на лице и во взгляде,
который никто из мальчиков и не думал ловить. Да, она все там же. Люсиль
Хендерсон вздохнула, насколько позволяло тугое платье, нахмурила свои почти
невидимые брови и оглядела всю шумную компанию, которую она пригласила пить
отцовское виски. Потом, прошуршав подолом, решительно подошла к Уильяму
Джеймсону-младшему, который кусал ногти и не сводил глаз со светловолосой
девочки, сидевшей на полу в окружении трех студентов.
- Эй, - сказала Люсиль Хендерсон, схватив Уильяма Джеймсона-младшего за
локоть. - Пошли. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
- С кем это?
- С одной очень интересной девушкой.
Джеймсон потащился вслед за ней через всю комнату, на ходу догрызая
ноготь на большом пальце.
- Эдна, детка, - сказала Люсиль Хендерсон, - я бы хотела, чтобы ты
поближе познакомилась с Биллом Джеймсоном. Билл - Эдна Филлипс. Или вы,
голубчики, уже знакомы?
- Нет, - ответила Эдна, окинув взглядом большой нос, оттопыренные губы
и узкие плечи Джеймсона. - Рада с вами познакомиться, - сказала она ему.
- Очень приятно, - буркнул Джеймсон, мысленно сопоставляя внешние
данные Эдны и маленькой блондинки.
- Билл - приятель Джека Делроя, - сообщила Люсиль.
- Да я не так-то чтоб очень с ним знаком, - сказал Джеймсон.
- Ну, я пошла. Пока, дети!
- Все носишься, хозяйка? - крикнула ей вдогонку Эдна, а затем
пригласила: - Присядьте, пожалуйста.
- Д-да, это самое, - протянул Джеймсон, присаживаясь. - Я и так уже,
вроде весь вечер сижу.
- Я не знала, что вы приятель Джека Делроя, - сказала Эдна. - Он -
замечательная личность, верно ведь?
- Ага, ничего вроде. Вообще-то я не так чтоб очень с ним знаком. Я не
из их компании.
- Вот как? А я думала, Лу сказала, что вы его приятель.
- Ну да. Только я не так-то с ним знаком. Мне вообще-то пора домой. Мне
к понедельнику сочинение задали. Я даже думал, что совсем не приду на этой
неделе.
- О, но вечеринка только расцветает, - сказала Эдна. - Бутон ночи.
- Че-чего?
- Бутон ночи. Я хочу сказать еще рано.
- Ага, сказал Джеймсон. - Только я даже думал, что совсем не приду на
этой неделе.
- Но ведь правда еще рано!
- Ага, я знаю. Но только...
- А кстати, какая у вас тема?
Внезапно с того конца комнаты донесся звонкий заливистый смех маленькой
блондинки, который с готовностью подхватили трое студентов.
- Какая у вас тема? - повторила Эдна.
- Д-да, это самое. В общем, про собор один. Ну, про описание одного
собора в Европе.
- А вы-то что должны с ним делать?
- Д-да, это самое. Анализировать вроде. У меня записано.
Маленькая блондинка и ее кавалеры снова разразились громким хохотом.
- Анализировать? Значит, вы его видели?
- Кого? - спросил Джеймсон.
- Собор этот.
- Я-то? Не-а.
- Но как же вы можете анализировать, если никогда его не видели?
- Д-да, это самое, ведь не я же. Ну, один тип описал собор. А я должен
анализировать, вроде по его описанию.
- А-а-а. Понятно. Ужасно трудно, должно быть.
- Чего?
- Я говорю, это должно быть ужасно трудно. Уж я-то знаю. Мне самой
немало пришлось биться над такими материями.
- Угу.
- А какая же гадина это написала? - спросила Эдна.
Со стороны маленькой блондинки - новый взрыв веселья.
- Чего?
- Я говорю, кто автор этого вашего описания?
- Этот, как его, Джон Рескин.
- Ух ты! - сказала Эдна. - Ну, парень, и влопался ты!
- Чего?
- Влопался, говорю. По-моему, это очень трудная тема.
- А-а, ну да.
Эдна сказала:
- кого, это вы разглядываете? Я здесь почти всех ребят знаю.
- кто? Я? Никого. Я, может, пойду поищу чего-нибудь выпить?
- Надо же! Вы буквально выразили то, что я как раз хотела сказать.
Они поднялись одновременно. Эдна оказалась повыше, а Джеймсон пониже.
- По-моему, какая-то выпивка есть на террасе, - сказала Эдна. - Что-то
там, во всяком случае, должно быть. Можно пойти взглянуть. Заодно глотнуть
свежего воздуха.
- Ладно, - сказал Джеймсон.
Они двинулись на террасу. Эдна шла на полусогнутых ногах, будто бы
стряхивая на ходу пепел, который должен был за три часа накопиться у нее в
подоле. Джеймсон тащился следом, озираясь назад и грызя ноготь на
указательном пальце левой руки.
Для того, чтобы читать, шить или решать кроссворды, на террасе
Хендерсонов было, пожалуй, темновато. Бесшумно открыв двери, Эдна сразу же
услышала, что с дальнего конца террасы, слева от нее, из темного угла
раздаются приглушенные голоса. Но она прошла прямо к белому парапету, тяжело
облокотилась, вздохнула полной грудью, а затем обернулась и посмотрела, где
Джеймсон.
- Там, вроде, кто-то разговаривает, - сказал Джеймсон, становясь рядом.
- Тс-с-с! Ну, разве не божественная ночь? Вот вздохните полной грудью.
- Ага. А где же это самое, виски?
- Сейчас, - сказала Эдна. - Вы только вздохните. Один раз.
- Ага, я уже вздохнул. Может, вон там оно? - Он отступил в темноту, где
стоял столик. Эдна повернулась и смотрела, как он берет и снова ставит
бутылки. Ей был виден только его силуэт.
- Ничего не осталось! - Крикнул ей Джеймсон.
- Тс-с-с! Тише! Подите сюда на минутку.
Он возвратился к ней.
- Ну, чего? - спросил он.
- Поглядите на небо, - сказала Эдна.
- Ага. Там в углу вроде кто-то разговаривает, вам не слышно?
- Прекрасно слышно, ребенок вы эдакий.
- Как это - ребенок?
- Иногда, - сказала Эдна, - людям нужно, чтобы их предоставили самим
себе.
- А-а. Ну да. Я понял.
- Да тише! Если бы это вам помешали, приятно бы вам было?
- А-а, ну да.
- Я бы, мне кажется, убила бы того человека. А вы?
- Д-да, это самое, н-не знаю. Наверно.
- А вы чем обычно занимаетесь, когда приезжаете по субботам домой?
- Я-то? Н-не знаю...
- Наверное, предаетесь излишествам юности?
- Чего? - спросил Джеймсон.
- Ну, носитесь, резвитесь - студенческая жизнь.
- Не-а. Ну, то есть, это самое, я не знаю. Не особенно.
- Между прочим, интересно, - сказала Эдна вдруг. - Вы очень напоминаете
мне одного человека, с которым я была близка прошлым летом. То есть, с виду,
конечно. И сложением Барри был почти совершенно как вы. Жилистый такой.
- Да-а?
- Умгу. Он был художник. О господи!
- Вы чего?
- Ничего. Просто я никогда не забуду, как он тогда непременно хотел
написать мой портрет. Он всегда говорил мне - и совершенно серьезно,
заметьте: "Эдди, ты некрасива, если судить по обычным меркам, но в твоем
лице есть что-то, что мне хочется уловить". И он говорил это совершенно
серьезно, уверяю вас. Увы. Я позировала ему только однажды.
- А-а, - сказал Джеймсон. - Знаете что? Я могу сходить принести пару
стаканов из комнат.
- Нет, - сказала Эдна. - Давайте просто выкурим по сигарете. Здесь так
великолепно. Влюбленный шепот и все такое. Верно ведь?
- У меня вроде нет при себе сигарет. Они там в комнатах остались.
- Не беспокойтесь, - сказала Эдна. - У меня есть с собой сигареты.
Она щелкнула замком своей нарядной сумочки, вынула оттуда черный
изукрашенный блестками портсигар, открыла и предложила Джеймсону одну из
трех оставшихся там сигарет. Сигарету Джеймсон взял и снова заметил, сто ему
вообще-то уже пора, ведь он уже говорил ей об этом сочинении к понедельнику.
Наконец он нашарил коробок и чиркнул спичкой.
- О, - произнесла Эдна, раскуривая сигарету. - Тут уже скоро все начнут
расходиться. А вы, между прочим, заметили Дорис Легет?
- Это которая?
- Ну, такая коротышечка, довольно белокурая. Еще за ней ухаживал раньше
Пит Айлзнер. Да вы, конечно, видели ее. Она там на полу, по своему
обыкновению, уселась и смеется во всю глотку.
- А-а, эта? Знакомая ваша? - сказал Джеймсон.
- Ну, до некоторой степени, - ответила Эдна. - Особенно мы сней никогда
не дружили. В основном я ее знаю со слов Пита Фйлзнера, он мне о ней
рассказывал.
- Кто?
- Да Пит Айлзнер. Неужели вы не знаете Питера? Отличный парень. Он
раньше немного ухаживал за Дорис Легет. И на мой взгляд, она поступила с ним
не слишком порядочно. Просто по-свински, я так считаю.
- А что? - спросил Джеймсон.
- Ах, оставим это. Я знаете как: никогда не стану подписывать свое имя,
если у меня нет полной уверенности. Нет уж, хватит с меня. Только я не
думаю, чтобы Питер врал мне. Уж кому-кому, но не мне.
- Она ничего, - сказал Джеймсон. - Дорис Лигет?
- Легет. Д-да, Дорис, вероятно, привлекательна на мужской взгляд. Но
мне лично она нравилась больше - то есть, с виду, понятно, - когда у нее
волосы
были естественного цвета. Крашенные волосы - во всяком случае, на мой
вкус, - выглядят искусственно, если, скажем, взглянуть при свете. Не знаю,
конечно. Может быть, я ошибаюсь. Все красятся. Господи! Как подумаю, отец
просто убил бы меня, если бы я явилась домой с подкрашенными, ну хоть бы
даже самую малость подсветленными волосами. Он ужасно старомодный. По
совести, не думаю, чтобы я стала краситься, если уж говорить всерьез. Но
знаете, как бывает. Иной раз сделаешь такую глупость, что Господи! И не
только отец. Я думаю, Барри тоже убил бы меня за это.
- Это кто? - спросил Джеймсон.
- Барри. Молодой человек, о котором я вам рассказывала.
- Он здесь сегодня?
- Барри? Господи, конечно нет! Могу себе представить Барри на такой
вечеринке!
- Учится в колледже?
- Барри? Учился. В Принстоне. Если не ошибаюсь, он окончил в тридцать
четвертом. Точно не знаю. В сущности, мы не встречались с прошлого лета. Не
разговаривали, по крайней мере. Конечно, вечеринки всякие, никуда не
денешься. Но я всегда успевала поглядеть в другую сторону, когда он смотрел
на меня. Или просто убегала, например, в уборную.
- А я думал, он вам нравится, этот парень, - сказал Джеймсон.
- Умгу. До известного предела.
- Чего?
- Не важно. Я предпочитаю не говорить об этом. Просто он слишком
многого от меня требовал, вот и все.
- А-а, - сказал Джеймсон.
- Я не чистоплюйка. Впрочем, не знаю. Может быть, я как раз
чистоплюйка. Во всяком случае, у меня есть какие-то правила. И я на свой,
пусть скромный, лад и придерживаюсь. Как могу, конечно.
- Знаете что? - сказал Джеймсон. - Эти перила, они какие-то шатучие...
- Конечно, я понимаю, когда молодой человек встречается с вами целое
лето, тратит деньги, которые вовсе не должен тратить, на билеты в театры, на
ночные кафе и всякое такое, конечно, я понимаю его чувства. Он считает, что
вы ему обязаны. Но я просто не так устроена. Для меня все может быть только
по-настоящему. А уж потом... Настоящая любовь...
- Ага. Знаете, мне, это самое, пора. Сочинение к понедельнику...
Ей-богу, давно бы уже надо было смотаться. Я, пожалуй, пойду выпью
чего-нибудь, и домой.
- Да, - сказала Эдна. - Идите.
- А вы не пойдете?
- Чуть погодя. Идите вперед.
- Ага, ладно. Пока, - сказал Джеймсон.
Эдна облокотилась о перила другой рукой и закурила последнюю сигарету
из своего портсигара. В комнатах кто-то вдруг включил радио или просто
повернул на полную громкость. Сипловатый женский голос опять выводил
популярный припевчик из этого нового обозрения - его даже
мальчишки-рассыльные теперь насвистывают.
Никакие двери так не грохочут, как решетчатые.
- Эдна! - на террасе появилась Люсиль Хендерсон.
- А, это ты, - сказала Эдна. - Привет, Гарри.
- Взаимно.
- Билл в гостиной, - сказала Люсиль Хендерсон. - Будь добр, Гарри,
принеси мне что-нибудь выпить.
- Есть.
- Что произошло? - поинтересовалась Люсиль. - У тебя с Биллом не пошло
дело на лад? Кто это там, Фрэнсис и Эдди?
- Не знаю. Ему надо было уходить. У него большое задание на
понедельник.
- Ну, сейчас он сидит там на полу с Дотти Легет. Делрой сует ей за
шиворот орехи. Так и есть: это Фрэнсис и Эдди.
- Твой малютка Билл хорош гусь.
- Да? То есть как это?
Эдна растянула рот и стряхнула пепел с сигареты.
- Ну, как бы сказать? Довольно темпераментный.
- Это Билл Джеймсон темпераментный?
- Ну во всяком случае, я осталась жива, - сказала Эдна. - Только,
пожалуйста, в другой раз держи его от меня подальше.
- Хм. Вот век живи, - сказала Люсиль Хендерсон. - Куда запропастился
этот придурок Гарри? Ну, пока, Эд.
Эдна, докурив сигарету, тоже пошла в дом. Она быстро и решительно
прошла через гостиную и поднялась по лестнице в ту половину квартиры,
которую мать Люсиль Хендерсон считала нужным оградить от молодых гостей с
горящими сигаретами и мокрыми стаканами в руках. Она пробыла там минут
двадцать. Спустившись, она снова прошла в гостиную. Уильям Джеймсон-младший,
держа в правой руке стакан, а пальцы левой - у рта, сидел на полу,
отделенный несколькими спинами от маленькой блондинки. Эдна опустилась в
большое кресло - оно так и стояло незанятое. Она щелкнула замком своей
вечерней сумочки и, открыв черный, в блестках портсигарчик, выбрала одну из
десятка лежавших в нем сигарет.
- Эй! - крикнула она, постукивая мундштуком сигареты о подлокотник
большоко красного кресла. - Эй, Лу! Бобби! Нельзя ли сменить пластинку? Под
эту невозможно танцевать!
П р и м е ч а н и е:
Из упоминания Джона Рескина (1819 -- 1900), английского писателя и
теоретика искусства, ясно, что речь идет об одном из венецианских соборов,
подробно им описываемых в книге "Камни Венеции" (1851 -- 1853), вошедшей в
золотой фонд английской эстетики.
ПОВИДАЙСЯ С ЭДДИ (Go See Eddie)
Декабрь 1940 г.
Перевод Л. Володарской, 1996 г.
Пока Элен принимала ванну, у нее прибирали в спальне, поэтому, когда
она выходила из ванной комнаты, на туалетном столике уже не было ни ночного
крема, ни испачканных бумажных салфеток. В зеркале отражались покрывало без
единой морщинки и цветастые диванные подушки. Если день был солнечный, как
сегодня, в горячих желтых лучах особенно красиво смотрелись блеклые
обои, выбранные в буклете дизайнера.
Она расчесывала свои густые рыжие волосы, когда вошла горничная Элси.
- Мистер Бобби, мэм, - сказала Элси.
-Бобби? - переспросила Элен. - Я думала, он в Чикаго. Подай мне халат,
Элси, и приведи его.
Прикрыв полой ярко-синего халата длинные голые ноги, Элен вновь
занялась волосами. Высокий светловолосый мужчина в строгом двубортном пальто
влетел в комнату, коснулся указательным пальцем ее затылка, не раздумывая,
бросился к шезлонгу, стоявшему у противоположной стены, и вытянулся в нем,
не снимая пальто. Элен наблюдала за ним в зеркале.
- Привет, - сказала она. - Его только что почистили. Я думала, ты в
Чикаго.
- Приехал вечером, - зевнул Бобби. - Господи, как же я устал.
- Удачно съездил? - спросила Элен. - Там какая-то девица поет, кажется?
- Угу, - подтвердил Бобби.
- Ну и как?
- Зажата. Голоса нет.
Элен отложила расческу, встала и пересела в персикового цвета кресло у
ног Бобби. Из кармана халата она достала пилку и принялась за свои длинные
розовые ногти.
- Еще что? - продолжала она допытываться.
- Да почти ничего, - ответил Бобби.
Он, кряхтя, приподнялся, вытащил из кармана пальто сигареты, потом
сунул их обратно, встал, снял пальто и бросил его на кровать, распугав
солнечные лучи. Элен не отрывалась от своих ногтей. Бобби снова сел на
краешек шезлонга, закурил сигарету и подался вперед. Солнце освещало их
обоих, упиваясь ее молочно-белой кожей и равнодушно выставляя напоказ его
перхоть и мешки под глазами.
- Не хочешь поработать? - спросил Бобби.
- Поработать? - Она не подняла головы. - Где поработать?
- Эдди Джексон начинает репетиции нового шоу. Я его встретил вчера.
Видела
бы ты, как он поседел. Я спросил, не найдется ли у него местечка для
моей сестры. Он сказал, может быть. И я сказал, может быть, разыщу тебя.
- Хорошо, что ты сказал "может быть", - посмотрев на него, проговорила
Элен.
- Что за местечко? Третье слева или еще хуже?
- Не знаю. Все же это лучше, чем ничего, а?
Элен продолжая заниматься ногтями, не отвечала.
- Почему ты не хочешь?
- Я не сказала, что не хочу.
- Тогда почему бы тебе не повидаться с Джексоном?
- Не хочу больше кордебалета. К тому же терпеть не могу Эдди Джексона.
- А-а-а, протянул Бобби. Он встал и подошел к двери. - Элси, позвал он.
- Принесите мне кофе!
И опять сел.
- Я хочу, чтобы ты повидалась с ним. Черт, оставь ногти в покое хотя бы
на минуту.
Она продолжала работать пилкой.
- Я хочу, чтобы ты повидалась с ним сегодня, слышишь?
- Я не собираюсь видаться с ним ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра,
- заявила Элен, скрестив ноги. - Что это ты вдруг решил приказывать?
Бобби кулаком выбил пилку у нее из рук. Элен не взглянула на него и не
подняла пилочку с ковра. Она встала, подошла к туалетному столику и вновь
принялась расчесывать густые рыжие волосы. Бобби немедленно оказался у нее
за спиной и в зеркале нашел ее взгляд.
- Я хочу, чтобы ты сегодня повидалась с Эдди. Слышишь, Элен?
Элен продолжала расчесывать волосы.
- И что ты мне сделаешь, если я не повидаюсь, грубиян?
Он поймал ее на слове.
- Ты, правда, хочешь, чтобы я сказал? Ты, правда, хочешь, чтобы я
сказал, что я сделаю, если ты с ним не повидаешься?
- Да, я хочу, чтобы ты сказал, что ты сделаешь, если я с ним не
повидаюсь, - передразнила его Элен.
- Не смей паясничать, а то я попорчу твою шикарную мордашку. Лучше
помоги мне, - пригрозил Бобби. - Я хочу, чтобы ты повидалась с ним. Я хочу,
чтобы ты повидалась с Эдди, и я хочу, чтобы ты согласилась на его проклятую
работу.
- А я хочу знать, что ты сделаешь, если я не повидаюсь с ним? -
спокойно спросила Элен.
- Я тебе скажу, что я сделаю. - Бобби следил в зеркале за выражением ее
глаз. - Я позвоню жене твоего грязного дружка и все ей расскажу.
Элен расхохоталась.
- Давай! - крикнула она. - Давай прямо сейчас, дурак! Она и без тебя
все знает.
- Знает? Неужели?
- Знает, знает! И не называй Фила грязным! Ты ему завидуешь!
- Грязнуля. Грязный обманщик, - заявил Бобби. - Дешевка. Вот кто твой
дружок.
- Приятно тебя слушать.
- Ты когда-нибудь видела его жену? - спросил Бобби.
- Я-видела-его-жену. А что?
- Ты видела ее лицо?
- А что такого замечательного в ее лице?
- Ничего такого замечательного! У нее нет твоего шикарного личика. У
нее просто милое лицо. Почему бы тебе, черт подери, не оставить ее увальня в
покое?
- Не твое дело! - отрезала Элен.
Правой рукой он схватил ее за плечо, и, взвизгнув от боли, она из
своего неудобного положения, сколько было силы, ударила по ней расческой. У
него перехватило дыхание, и он торопливо повернулся спиной к Элен и к
вошедшей с кофе Элси. Горничная поставила поднос рядом с креслом, в котором
Элен недавно приводила в порядок ногти, и выскользнула из комнаты.
Бобби сел, взял чашку левой рукой и сделал глоток черного кофе. Элен за
туалетным столиком начала укладывать волосы в прическу. Обычно она носила
тяжелый старомодный пучок.
Он выпил свой кофе задолго до того, как она воткнула последнюю шпильку.
Стянув халат на груди, она подошла к нему и хотела сесть рядом, но
покачнулась и шлепнулась на пол возле его ног, положила руку ему на лодыжку,
погладила и сказала изменившимся голосом:
- Прости меня, Бобби, но, милый, ты вывел меня из себя. Рука очень
болит?
- Плевать я хотел на руку, - проговорил он, не вынимая руки из кармана.
- Бобби, я люблю Фила. Честное слово. Я не хочу, чтобы ты думал, будто
у меня с ним интрижка. Не думай так, ладно? Я хочу сказать, не думай, будто
я с ним флиртую, чтобы кому-то нагадить.
Бобби не отвечал.
- Боб, честное слово. Ты не знаешь Фила. Он замечательный.
- Бобби повернулся к ней.
- У тебя все чертовски замечательные. Ведь ты знаешь и других
замечательных парней, правда? Например, одного из Кливленда. Как его, черт
возьми, зовут? Ботвелл. Гарри Ботвелл. А как насчет блондинчика, который пел
у Билла Кассиди? Два самых чертовски замечательных парня из тех, кого ты
знаешь. - Он помолчал, глядя в окно. - Ради бога, Элен.
- Боб, - сказала Элен, - тебе ведь не надо говорить, сколько мне лет. Я
была чертовски молода. Теперь это настоящее. Боб. Честно. Я уверена. У меня
еще никогда так не было. Боб, ты же в глубине души не веришь, что я с Филом
ради его денег.
Боб наморщил лоб и, вытянув в ниточку губы, повернулся к ней.
- Знаешь, что я слышал в Чикаго? - спросил он.
- Что, Боб?
кончиками пальцев она нежно гладила его лодыжку.
- Я слышал, как разговаривали два парня. Ты их не знаешь. Они говорили
о тебе. О тебе и о том парне, который, как конь, о Хэнсоне Карпентере. Ну и
перемыли они вам косточки! - Он помолчал. - С ним тоже, да, Элен?
- Гнусная ложь, Боб, - прошептала Элен. - Боб, я не настолько знаю
Хэнсона Карпентера, чтобы даже здороваться с ним.
- Может быть! Правда, приятно брату выслушивать такое? Да все в городе
ржут надо мной, стоит мне завернуть за угол!
- Бобби. Ты очень ошибаешься, если веришь в эту грязную ложь. Зачем
тебе вообще их слушать? Ты же лучше их. Не надо обращать внимание на их
дерьмовые выдумки.
- Я не сказал, что верю. Я сказал, что слышал, как они разговаривали.
Отвратительно, правда?
- Ну, все совсем не так, - возразила Элен. -- Брось мне сигарету, а?
Он бросил ей на колени пачку сигарет, потом спички. Она закурила,
вдохнула дым и кончиками пальцев сняла с языка табачную крошку.
- Ты была такой потрясающей девчонкой, - отрывисто произнес Бобби.
- Да? А теперь я больше не потрясающая? -- по-детски пришепетывая,
спросила Элен.
Он промолчал.
- Элен, послушай, что я тебе скажу. Я тут, до Чикаго, пригласил жену
Фила на ленч.
- Да?
- Она потрясающая девчонка. Класс.
- Класс, говоришь? -- переспросила Элен.
- Да. Послушай. Повидайся сегодня с Эдди. От этого никому плохо не
будет. Повидайся с ним.
Элен курила.
- Я ненавижу Эдди Джексона. Он всегда лапает.
- Послушай, - сказал Бобби, вставая. -- Когда тебе хочется, ты умеешь
напустить на себя холод. -- Он наклонился над ней. -- Мне пора. Я еще не был
в конторе.
Элен тоже встала и не отрывала от него глаз, пока он надевал пальто.
- Повидайся с Эдди, - напомнил Бобби, натягивая кожаные перчатки. -- Ты
слышишь? -- Он застегнул пальто. -- Я тебе позвоню.
- Он мне позвонит, - проворчала Элен. -- Когда? Четвертого июля?
- Нет. Раньше. У меня чертовски много дел. Где моя шляпа? Ах, да я
пришел без шляпы.
Она проводила его до двери и подождала, пока он не уехал на лифте.
Потом закрыла дверь, вернулась в спальню, подошла к телефону и торопливо, но
аккуратно набрала номер.
- Добрый день, - проговорила она в трубку. -- Позовите, пожалуйста,
мистера Стоуна. Говорит мисс Мейсон. -- Через несколько секунд она услышала
мужской голос. -- Фил? Послушай, Фил. У меня только что был мой брат Бобби.
Знаешь, зачем он приходил? Твоя любезная женушка с вассаровским личиком
рассказала ему о тебе и обо мне. Да! Послушай, Фил. Послушай меня. Мне это
не нравится. И мне все равно, имеешь ты к этому отношение или нет. Мне не
нравится. И мне все равно. Нет, не могу. Я уже договорилась и вечером не
могу. Позвони завтра. Мне очень неприятно. Я же сказала, Фил, позвони
завтра. Нет. Я сказала, нет. До свидания, Фил.
Она положила трубку, скрестила ноги и задумчиво прикусила большой
палец. Потом повернулась к двери и громко крикнула:
- Элси!
Элси шмыгнула в комнату.
- Убери чашку мистера Бобби.
Когда Элси вышла, Элен набрала еще один номер.
- Хэнсон? -- спросила она. -- Это я. Мы. Нас. Ты подлец.
П р и м е ч а н и я Четвертое июля -- День независимости, национальный
праздник в США.
Вассар (штат Нью-Йорк) -- привилегированный колледж для женщин,
существует с 1861 г. Далекая от литературной правильности речь героини
подчеркивает ее принадлежность к совсем иному социальному кругу, чем круг
жены Фила.
ВИНОВАТ, ИСПРАВЛЮСЬ (The hang of it)
12 июля 1941 г.
Перевод Т. Бердиковой, 1996 г.
Наша страна лишилась едва ли не самого многообещающего игрока в
китайский бильярд, когда моего сына Гарри призвали в армию. Как его отец, я,
конечно же, сознаю, что Гарри не вчера родился, но, стоит мне взглянуть на
мальчика, и я готов дать голову на отсечение, что это случилось в начале
прошлой недели. Короче, армия заполучила еще одного Бобби Петита.
Когда-то, в 1917, Бобби Петит здорово смахивал на нынешнего Гарри.
Петит был тощий мальчишка родом из Кросби в Вермонте -- это тоже в
Соединенных Штатах. Некоторые парни из его роты даже считали, что
вермонтский кленовый сироп еще не обсох у него на губах.
За обучение новобранцев в той роте, в 1917, отвечал сержант Гроган.
Ребята в лагере стоили разнообразнейшие догадки насчет происхождения
сержанта -- догадки настолько умные, точные и приличные, что, думаю, не
стоит повторять.
Итак, в первый день армейской службы Петита сержант обучал взвод
приемам строевой подготовки с оружием. Петиту был известен свой собственный,
хитроумный способ обращения с винтовкой. Когда сержант скомандовал: "Оружие
на правое плечо!", Бобби Петит поднял оружие к левому плечу. Когда сержант
приказал: "На грудь!", Петит послушно взял оружие "на караул".
Это был верный способ привлечь внимание сержанта, и он подошел к
Петиту, улыбаясь.
- Эй, тупица, - приветствовал Петита сержант, - что с тобой?
Петит рассмеялся.
- Я иногда путаюсь, - коротко объяснил он.
- Как тебя зовут, детка? -- спросил сержант.
- Бобби. Бобби Петит.
- Ну что ж, Бобби Петит, - сказал сержант, - я буду звать тебя просто
Бобби. Я к мужикам всегда обращаюсь по имени. А они меня зовут мамашей. Как
у себя дома.
- О! -- ответил Петит.
Так и пошло. У всякого взрывателя два конца -- один для поджигания, а
другой набит тротилом.
- Слушай, Петит! -- гаркнул сержант. -- Мы с тобой не в пятом классе
обучаемся! Ты должен знать, что левое плечо у тебя одно и что оружие "на
грудь" не то же самое, что "на караул". Что это с тобой? У тебя мозгов нет?
- Виноват, исправлюсь! -- пообещал Петит.
На следующий день мы натягивали палатки и складывали вещмешки. Когда
сержант подошел проверить, оказалось, что Петит вообще не потрудился загнать
колышки в землю. Придравшись к эдакой мелочи, сержант одним махом снес
маленький полотняный домик Бобби Петита.
- Петит, - прошипел сержант. -- Ты... точно... самый... тупой... самый
глупый и неловкий парень из всех, кого я знаю. Ты спятил, Петит? У тебя что,
мозгов нет?
Петит пообещал:
- Виноват, исправлюсь!
Потом все сложили вещмешки. Петит сложил свой, как ветеран -- ну прямо
один из "Парней в голубом". Сержант подошел проверить. Был у него славный
обычай -- зайти сзади и, лихо размахнувшись, как дубинкой, вмазать рукой по
естественному противовесу, который имеется ниже спины у сына любой матери.
Он заинтересовался мешком Петита. Подробности я опущу. Скажу только,
что все разлетелось по сторонам, кроме последних пяти сегментов позвоночника
Бобби. Звук был отвратительный. Сержант нагнулся, чтобы посмотреть на своего
подопечного, вернее, на то, что от него осталось.
- Да, Петит. Много я встречал идиотов в своей жизни, - поделился
сержант. -- Много. Но тебя, Петит, ни с кем не сравнишь. Потому что ты --
самый большой идиот!
Петит стоял перед ним на трех конечностях.
- Виноват, исправлюсь! -- ухитрился пообещать он.
В первый день на стрельбище шесть человек стреляли одновременно по
шести мишеням из положения лежа. Сержант прохаживался туда-сюда, проверяя
готовность к стрельбе.
- Эй, Петит, каким глазом ты смотришь в прицел?
- Не знаю, - сказал Петит, - кажется левым.
- Смотри правым! -- взревел сержант. -- Петит, ты отнимаешь у меня
двадцать лет жизни. Что с тобой? У тебя нет мозгов?
Но это еще что! После того как ребята выстрелили и мишени придвинули,
всех ожидал веселый сюрприз. Петит всадил все пули в мишень соседа справа.
Сержанта чуть удар не хватил.
- Петит, - сказал он, - тебе не место в армии, где служат люди. У тебя
шесть ног. У тебя шесть рук. У остальных только по две!
- Виноват, исправлюсь! -- сказал Петит.
- Чтобы я этого больше не слышал! Или я тебя убью. Я тебя правда убью,
Петит! Потому что я ненавижу тебя, Петит. Слышишь? Ненавижу!
- Серьезно? -- спросил Петит. -- Не шутите?
- Не шучу, братец, сказал сержант.
- Вот увидите, я исправлюсь, - пообещал Петит. -- Обязательно. Я не
шучу. Честно. Мне нравится в армии. Я еще стану полковником, не меньше. Не
шучу.
Разумеется, я не рассказал моей жене, что наш сын Гарри похож на Боба
Петита, каким тот был в 1917. Но он здорово похож. Дело в том, что у
мальчика нелады с сержантом в Форт-Ирокезе. если верить моей жене,
Форт-Ирокез пригрел на своей груди одного из самых упрямых и злых старших
сержантов в стране. Вовсе не обязательно, твердит моя жена, жестоко
обращаться с мальчиками. Нет, Гарри не жалуется. Ему нравится в армии, но он
не может угодить этому зверю, старшему сержанту. У него еще не все
получается, но он обязательно исправиться.
А командир этого полка? От него толку -- ноль, думает моя жена.
Расхаживает с важным видом и ничего больше. Полковник должен помогать
мальчикам, следить, чтоб злой старший сержант не издевался над ними, не
подавлял силу воли. Полковник, думает моя жена, обязан не только ходить
туда-сюда.
Так вот, в воскресенье, несколько недель тому назад, у ребят из
Форт-Ирокеза был первый весенний смотр. Мы с женой стояли на трибуне, и,
увидев, как шагает наш Гарри, моя жена вскрикнула так, что с меня чуть не
слетела фуражка.
- Он идет не в ногу, - заметил я.
- Ой, ну не надо... - сказала жена.
- Но он идет не в ногу, - повторил я.
- Ах, какое преступление! Ах, давайте его убьем за это. Посмотри! Он
уже идет в ногу. Он сбился всего на минуту.
Потом, когда заиграли национальный гимн и мальчики взяли винтовки "на
караул", один уронил винтовку. Оружие всегда громко брякает, ударяясь о
плац.
- Это Гарри, сказал я.
- Такое может случиться с каждым, огрызнулась жена. -- Потише,
пожалуйста.
Смотр закончился, солдат распустили, и старший сержант Гроган подошел
поздороваться.
- Добрый день, миссис Петит.
- Добрый день, - ответила моя жена очень холодно.
- Думаете, у нашего мальчика есть будущее, сержант?
Сержант улыбнулся и покачал головой.
- Исключено, - сказал он. -- Совершенно исключено, полковник.
ЗАТЯНУВШИЙСЯ ДЕБЮТ ЛОИС ТЭГГЕТ (The long debut of Lois Taggett)
Сентябрь-октябрь 1942 г.
Перевод М. Макаровой 1996 г.
все книги автора
