Художественная литература

Джон Стейнбек

Великие горы

из сборника "Рыжий пони" перевод М.Зигота Стоял знойный летний день, и маленький Джоди, истомившись от жары, оглядывал ранчо - чем бы заняться? Он уже побывал в конюшне, пошвырял камнями в ласточкины гнезда под свесами крыши, пока из каждого такого куличика не посыпалась подстилкасолома и грязные перья. В доме он зарядил крысоловку куском прогорклого сыра и поставил туда, где в нее обязательно сунется Бой беззлобная здоровенная псина. Не то чтобы в Джоди вдруг проснулся злодей, просто он уже не знал, как спастись от жары да скуки. Бой и вправду сунул свой глупый нос в крысоловку, здорово его прищемил и, взвыв от боли, захромал прочь с окровавленными ноздрями. Чуть что. Бой сразу начинал хромать. Уж такой был пес. Когда-то в молодости он попал в капкан для койотов и с тех пор хромал, даже если его просто бранили. Когда Бой заскулил, мать Джоди крикнула из дому: - Джоди! Перестань мучить пса, займись чем-нибудь! Джоди стало стыдно, и он запустил в Боя камнем. Потом взял с крыльца рогатку и пошел к живой изгороди вдруг удастся подстрелить птицу? Рогатка была что надо, резинка плотная, из магазина, но Джоди, хоть и стрелял по птицам частенько, ни разу ни в одну не попал. Он прошел через огород, вздымая пыль босыми пальцами ног. По пути ему попался отличный камень для рогатки, круглый, чуть уплощенный и в меру тяжелый - полетит как пуля. Зарядив оружие - положив камень на кожаную заплатку, что была вшита в резинку, - Джоди пошел к живой изгороди. Глаза его сузились, язык напряженно облизывал губы, впервые за день Джоди на чем-то сосредоточился. В тени полыни трудились пташки, шебаршили среди лист вы, такие неугомонные: отлетят на несколько футов - и назад, снова давай шебаршить. Оттянув резинку, Джоди стал осторожно подкрадываться. Один маленький дрозд застыл на месте, посмотрел на Джоди и нахохлился, готовый взлететь. Джоди бочком, мелкими шажками, подбирался ближе. Когда до дрозда осталось футов двадцать, он, стараясь не делать резких движений, поднял рогатку и прицелился. Камень со свистом рассек воздух; дрозд встрепенулся, взлетел - и снаряд настиг его. Птичка с разбитой головой упала на землю. Джоди подбежал и поднял ее. - Попалась, - пробормотал он. Мертвая, птичка как-то съежилась, стала меньше. От стыда за содеянное у Джоди кольнуло в желудке, он достал перочинный ножик и отрезал птичке голову. Потом выпотрошил ее, отрезал крылья; и наконец выбросил все в кусты. Его не мучила совесть из-за птички, ее жизни, смущало другое: он знал, что бы сказали взрослые; увидь они как он убивает птицу. А их мнением о себе он дорожил. Лучше быстрее забыть эту историю и никогда о ней не вспоминать. В предгорьях в это время года стояла сушь, и трава пожелтела, но возле круглого корыта, в которое по трубе стекала ключевая вода, трава была ярко-зеленая сочная, густая и влажная - вода переливалась через край. Джоди попил из мшистого корыта, смыл холодной водой птичью кровь с рук. Потом лег в траву на спину и стал разглядывать пухлые лепешки летних облаков. Он закрыл один глаз, и перспектива сразу исказилась - облака так надвинулись на него, что их можно было погладить. Он помог слабенькому ветерку подтолкнуть их по небу; кажется, с его помощью они поплыли быстрее. Одно вздутое белое облако он помог отогнать до самых гор, прижал его как следует и оно исчезло за вершинами. Интересно, что ему там открылось? Джоди сел, чтобы лучше видеть большие горы, ту их часть, где они наслаиваются одна на другую, темнеют, наливаются неведомой силой - и кончаются за одним ребристым кряжем, высоко на западе. Загадочные, таинственные горы; ведь он почти ничего о них не знает. - А что на той стороне? - как-то спросил он отца. - Тоже горы, наверное. А что? - А за теми горами? - Тоже горы. А что? - Только горы, горы и больше ничего? - Ну, почему. В конце концов доберешься до океана. - А в самих-то горах что? - Утесы да заросли, скалы да сушь. - Ты там бывал? - Нет. - А кто-нибудь? - Кое-кто, наверное, бывал. Опасно там - утесы и все такое. Да что, я где-то читал, в горах графства Монтерей неисследованных краев больше, чем во всех Соединенных Штатах. - Казалось, отец этим гордится. - А потом - океан? - Потом океан. - А между горами и океаном? - настаивал мальчик. Никто не знает? - Кое-кто, наверное, знает. Только ведь разжиться там нечем. Даже воды кот наплакал. Одни скалы, утесы да непролазные чащи. А что? - Сходить бы туда. - Зачем? Там ничего нет. Но Джоди знал - что-то все же есть, что-то чудесное, раз об этом не знает никто, чтото таинственное, неведомое. Джоди верил в это всей душой. Однажды он спросил у мамы: - А что там, в больших горах, знаешь? Она посмотрела на него, перевела взгляд на ощерившийся горный хребет и сказала: - Наверное, только медведь. - Какой медведь? - Который пошел в горы на природу посмотреть. Спрашивал Джоди и Билли Бака, что работал у них на ферме: может, в горах затерялись какие-то древние города? Но Билли был того же мнения, что и отец. - Вряд ли, - сказал он. - Ведь есть там нечего, раздолье разве что для камнеедов. Никаких других сведений о горах у Джоди не было, и оттого они были ему дороги, внушали благоговейный страх. Он часто думал о горных кряжах, что тянутся миля за милей, а потом - море. Утром вершины гор озарялись розовым светом и будто приглашали его - иди к нам; а вечером, когда солнце скрывалось за неровной кромкой и горы багровели, будто с отчаяния, Джоди их боялся; они становились какими-то безликими, отчужденными, в самой их невозмутимости таилась угроза. Джоди повернулся к востоку - там тоже были горы, Габиланы, и эти горы были веселые, в складках холмов гнездились ранчо, на гребнях росли сосны. Там жили люди, в свое время на склонах этих холмов шли бои с мексиканцами. На мгновение он оглянулся на Великие горы и даже поежился - вот это разница. Лощина у основания холма, в которой лежало их ранчо, освещалась солнцем, радовала глаз. Дом сиял белизной, а от коричневой конюшни исходило тепло. На дальнем холме, потихоньку передвигаясь к северу, паслись рыжие коровы. Вписывался в общую картину и радовал глаз даже темный кипарис возле барака. В пыли, словно танцуя быстрый вальс, копошились цыплята. Внимание Джоди привлекла движущаяся фигура. По дороге из Салинаса медленно шел человек, он спускался к их дому. Джоди поднялся и тоже зашагал вниз, в сторону дома - если кто-то идет к ним, как же такое пропустить? Когда мальчик был уже на месте, человек - худощавый, спину держит прямо - прошел лишь полпути. Джоди понял, что он немолод, только по одному признаку - уж слишком отрывисто ударяли землю его каблуки. Он подошел ближе, и Джоди разглядел синие джинсы, куртку из такого же материала. На ногах - грубые, тяжелые башмаки, на голове - потертая широкополая шляпа с плоскими полями. За плечами джутовый мешок, набитый до отказа - что-то из него выпирало. Еще два десятка тяжелых шагов - и можно рассмотреть лицо. Оно было темным, как кусок вяленого мяса. Усы, голубовато-белые на фоне темной кожи, нависали надо ртом, волосы - они виднелись на шее - тоже были белые. Кожа словно усохла и обтянула череп, да так, что выступали скулы, плоти не было, и нос с подбородком казались острыми и хрупкими. Глубоко посаженые глаза - большие и темные, их прикрывали туго натянутые веки. Радужные оболочки и зрачки слились в черный цвет, глазные же яблоки были коричневыми. На лице - ни единой морщины. Голубая джинсовая куртка на старике была застегнута на медные пуговицы доверху - как у всех, кто носит куртку на голое тело. Из рукавов торчали сильные костистые руки - шишковатые, в переплетении вен, крепкие, как ветки персикового дерева. Ногти плоские, широкие и блестящие. Приблизившись к воротам, старик сбросил на землю мешок и тут увидел Джоди. Губы его чуть шевельнулись, и сквозь них просочился мягкий, неопределенный звук. - Ты здесь живешь? Джоди смутился. Он обернулся и посмотрел на дом, потом бросил взгляд в сторону коровника, где были отец и Билли Бак. - Да, - ответил он, не дождавшись помощи ни с той, ни с другой стороны. - Я вернулся, - объявил старик. - Меня зовут Гитано, и я вернулся. Джоди понял, что это для него чересчур серьезно. Он стремглав кинулся домой за помощью, громко хлопнул дверью с металлической сеткой. Мама была на кухне, прикусив нижнюю губу, она сосредоточенно протыкала шпилькой забитые отверстия дуршлага. - Там старик, - взволнованно крикнул Джоди. - Старый пайсано говорит, что он вернулся. Мама положила дуршлаг и постучала шпилькой о раковину. - Ну, что еще случилось? - терпеливо спросила она. - Там старик. Выйди. - И что он хочет? Она развязала тесемки передника, пригладила пальцами волосы. - Не знаю. Он пришел и все. Расправив складки на платье, мама вышла из дому, Джоди за ней. Гитано стоял на том же месте. - Да? - спросила миссис Тифлин. Гитано снял потрепанную черную шляпу и, держа ее перед собой обеими руками, повторил: - Меня зовут Гитано, и я вернулся. - Вернулся? Куда? Всем распрямленным телом Гитано чуть склонился вперед. Правая его рука описала круг - холмы, поля на склонах, горы - и снова застыла на шляпе. - На ранчо. Я здесь родился, и мой отец тоже. - Здесь? - удивилась она. - Этот дом не такой старый. - Нет, там, - ответил он, указывая на западный хребет. - На той стороне, того дома теперь нет. Наконец она поняла. - В старой глинобитной хижине, которую почти всю смыло? - Да, сеньора. На ранчо никого не осталось, подмазать хижину известью было некому, вот ее и смыло дождями. Мать Джоди немного помолчала, в голове мелькнули непривычные мысли о том, что без родного дома, должно быть, очень тоскливо, но она их быстро отогнала. - И что вы теперь хотите, Гитано? - Я останусь здесь, - сказал он негромко. - Пока не умру. - Но работников нам не требуется. - Работать как прежде я уже не могу, сеньора. Подоить корову, накормить цыплят, нарубить дровишек - это да. И только. Я останусь здесь. - Он показал на лежавший рядом мешок. - Вот мои пожитки. Мать повернулась к Джоди. - Беги в коровник и позови отца. Джоди как ветром сдуло, и скоро он привел Карла Тифлина и Билли Бака. Старик стоял на прежнем месте, только теперь он отдыхал. Все его тело, как бы осев, пребывало в состоянии безмятежного покоя. - В чем дело? - спросил Карл Тифлин. - Из-за чего Джоди такой шум поднял? Миссис Тифлин кивнула на старика. - Он хочет у нас остаться. Кое в чем помогать по хозяйству и остаться здесь. - Мы его взять не можем. Нам люди не нужны. Да и стар он слишком. Все, что надо, делает Билли. Они говорили о Гитано, будто его и в природе не было, и вдруг до обоих это дошло; они посмотрели на старика и смутились. Он откашлялся. - Слишком стар я, чтобы работать, это верно. Я пришел туда, где родился. - Ты родился не здесь, - возразил Карл. - Не здесь. В глинобитной хижине за холмом. Раньше, до вас, все это было одно ранчо. - В доме из глины, который весь рассыпался? - Да. И я там родился, и мой отец. Я останусь здесь, на ранчо. - Говорю тебе, не останешься, - рассердился Карл. - Какая мне польза от старика? Ферма у меня не бог весть какая большая. Кормить старика да оплачивать счета доктору - это мне не по карману. Должны же у тебя быть родственники, друзья. К ним и иди. А то пришел к чужим людям, будто нищий. - Я здесь родился, - терпеливо и неколебимо сказал Гитано. Карл Тифлин не любил быть жестоким, но тут понял - без этого не обойтись. - Сегодня можешь у нас поесть, - распорядился он. - Поспишь в старом сарае. Наутро покормим тебя завтраком, а дальше иди своей дорогой. К друзьям. А умирать у чужих людей - это не дело. Гитано напялил черную шляпу, наклонился за мешком. - Это мои пожитки, - объяснил он. Карл отвернулся. - Пошли, Билли, надо доделать дела в коровнике. Джоди, отведи его в сарай, в комнатку. Отец и Билли пошли к коровнику. Миссис Тифлин вернулась в дом, бросив через плечо: - Сейчас дам одеяла. Гитано вопросительно посмотрел на Джоди. - Идите за мной, - сказал мальчик. В комнатке стояла койка с трухлявым матрасом, кресло-качалка без спинки, да ящик из-под яблок, а в нем - фонарь из жести. Гитано осторожно опустил мешок на пол и сел на кровать. Джоди маялся у двери, не зная, уходить или нет. Наконец, спросил: - Вы спустились с больших гор? Гитано медленно покачал головой. - Нет. Я работал в долине Салинас. Прежние мысли все не оставляли Джоди. - А в тех больших горах вы когда-нибудь бывали? Темные, много повидавшие глаза старика застыли, по вернули свой свет внутрь - в голове Гитано чередой пошли прожитые годы. - Один раз, когда был мальчонкой. Отец брал меня с собой. - В самые горы? - Да. - И что вы там видели? - встрепенулся Джоди Людей, лошадей? - Нет. - А что там было? Гитано все думал о своем. Он силился вспомнить, у бровей появились едва заметные морщинки. - Что вы там видели? - повторил Джоди. - Не знаю, - сказал Гитано.- Не помню. - Там было жутко? Кругом сушь? - Не помню. От возбуждения Джоди совсем осмелел. - Ну хоть что-нибудь вы должны помнить! Гитано хотел что-то сказать, приоткрыл рот, подобрал нужные слова. - Кажется, там было тихо... и красиво. Глаза Гитано словно что-то увидели в прошедших годах - они потеплели, в них проскользнула улыбка. - А потом вы в горы больше не ходили? - выпытывал Джо. - Нет. - И никогда не хотелось? Но на лице Гитано уже появилось раздражение. - Нет, - ответил он, и по его тону Джоди понял говорить об этом старик больше не желает. Мальчик стоял, словно зачарованный. Уходить не хотелось. К нему вернулась привычная робость. - Давайте сходим в коровник и посмотрим скотину? - предложил он. Гитано поднялся, надел шляпу и собрался идти за Джоди. Уже почти стемнело. Они остановились возле желоба для воды, куда на вечерний водопой сбредались с горных лугов лошади. Большими узловатыми руками Гитано оперся о верхнюю перекладину забора. Пять лошадей спустились к желобу, напились вволю и, ото 1 в сторонку, принялись пощипывать сухие травинки, тереться боками о колья забора, отполированные до блеска. Прошло какое-то время, и из-за холма, тяжело ковыляя, появилась старая коняга. Зубы у нее были желтые, длинные; копыта плоские и заостренные, будто лопаты; ребра и таз выпирали из-под кожи. Через силу дохромав до желоба, она стала пить воду, громко причмокивая. - Это старина Истер, - объяснил Джоди.- Самый первый конь моего отца. Ему тридцать лет. Он взглянул в старые глаза Гитано, ожидая какого-нибудь ответа. - Уже не тянет, - сказал Гитано. Из коровника вышли отец Джоди и Билли Бак и направились к ним. - Слишком стар, чтоб работать, - повторил Гитано.- Только ест, скоро смерть его приберет. Карл Тифлин услышал последние слова. Он был зол на себя, что так жестоко обошелся со старым Гитано, и жестокость опять полезла из него. - Давно бы пора пристрелить Истера, - заговорил он. - Избавили бы его от боли, от ревматизма. - Он искоса посмотрел на Гитано - уловил ли тот параллель, но большие костистые руки не шевельнулись, глаза недвижно смотрели на лошадь. - К старичью надо быть милосердным, избавлять от страданий, - продолжал отец Джоди.- Один выстрел, сильный шум, одна сильная боль - скажем, в голове - и все. Это лучше, чем вечная ломота в костях и гнилые зубы. - Старики имеют право отдохнуть, - вмешался Билли Бак. - Шутка ли, проработали всю жизнь. Может, они не против еще поболтаться на этом свете. Карл внимательно вглядывался в исхудавшую лошадь. - Ты не представляешь, каков был Истер в старые времена, - сказал он с теплыми нотками в голосе. - Вскинутая шея, точеная грудь, изящный круп. Барьер из пяти перекладин брал почти с места. Я на нем выиграл заезд, когда мне было всего пятнадцать лет. Пару сотен всегда мог на нем заработать. Не представляешь, каков был красавец. - Он оборвал себя, потому что презирал мягкотелость. - Но сейчас его надо пристрелить, - заключил он. - Он имеет право отдохнуть, - стоял на своем Билли Бак. Отцу Джоди пришла в голову забавная мысль. Он повернулся к Гитано. - Если бы в предгорьях росла яичница с ветчиной, сказал он, - я бы тебя взял - пасись на здоровье. Но что бы ты пасся в моей кухне - это мне не по карману. И, засмеявшись, он вместе с Билли Баком пошел к дому. - Расти в предгорьях яичница с ветчиной, - добавил он, - мы бы и сами подкормились. Джоди знал: это отец ищет, как бы сделать Гитано побольней. Он и Джоди часто бил по больному месту. Всегда знал, как ужалить, как растравить душу. - Это он так только говорит, - пояснил Джоди.- Ни в жизни он Истера не застрелит. Он его любит. Ведь Истер - его самая первая лошадь. Солнце укатилось за высокие горы, стоявшие незыблемой стеной, и на ранчо все притихло. В вечернюю пору Гитано, похоже, почувствовал себя уютнее. Он издал губами чудной резкий звук и протянул руку за забор. Старый Истер подковылял на зов, и Гитано почесал под гривой тощую шею. - Он вам нравится? - негромко спросил Джоди - Да... только ни черта уже не тянет. В доме зазвонили в железный треугольник. - Ужин! - воскликнул Джоди.- Пошли ужинать. По дороге к дому Джоди снова заметил - держится Гитано прямехонько, совсем как юноша. Старика в нем выдавали лишь судорожные движения да шарканье каблуков. В нижние ветви кипариса возле сарая залетела стая грузных индеек. Лоснящийся от жира домашний кот прошествовал по дороге с крысой в зубах, такой здоровенной, что хвост ее волочился по земле. Где-то в предгорьях перекликались куропатки, напоминая журчание родника. Джоди и Гитано подошли к задним ступенькам, и через дверь с металлической сеткой на них посмотрела миссис Тифлин. - Бегом, Джоди. Проходите, Гитано, будем ужинать. Карл и Билли Бак уже ели за покрытым клеенкой длинным столом. Джоди скользнул на свой стул, даже не сдвинув его с места. Гитано же продолжал стоять и мять в руках шляпу, пока Карл не поднял голову и не сказал: - Садись, садись. Перед дальней дорогой набить брюхо не мешает. Карл боялся, что сжалится над стариком и позволит ему остаться, потому и был все время начеку - нюни распускать нечего. Гитано положил шляпу на пол и робко сел за стол. Брать ничего не стал. Карл протянул ему тарелку. - Вот, накладывай. Гитано ел очень медленно, отрезая крошечные кусочки мяса и сгребая пюре в маленькие кучки. У Карла Тифлина, однако же, душа была не на месте. - А что, в этих краях у тебя никаких родственников? - спросил он. - У меня зять в Монтерее, - ответил Гитано не без гордости. - И двоюродные там есть. - Ну, так поезжай туда и живи с ними. - Я родился здесь, - возразил Гитано с мягким упреком. Из кухни вышла мать, в большой миске она несла запеканку из тапиоки. - Я тебе говорил, - с ухмылкой обратился к ней Карл, - что я ему сказал? Что я бы его взял, расти в предгорьях яичница с ветчиной - пусть пасется на здоровье, как старина Истер. Гитано сидел, не поднимая глаз от тарелки. - Жаль, что он не может остаться, - сказала миссис Тифлин. - Давай не будем, - сердито прервал се Карл. После еды Карл, Билли Бак и Джоди перебрались в гостиную - немного посидеть, - Гитано же, безо всяких "до свидания" или "спасибо", сразу вышел из дому через кухонную дверь. Джоди украдкой поглядывал на отца. Знал - отец сам себя стыдится. - В наших краях полно этих старых пайсано, - сказал Карл Билли Баку. - Да ведь они двужильные, - заступился за них Билли. - Белым в жизни до таких годов не проработать. Видел я одного, самому сто пять лет, так он еще верхом ездит. Найди-ка среди белых такого старика, как Гитано, чтобы протопал пешком двадцать или тридцать миль. - Что им износу нет, это факт, - согласился Карл. И ты, значит, хочешь за него слово замолвить? Пойми, Билли, - начал объяснять он, - я и без лишних ртов едва держусь на плаву, того и гляди приберет наше ранчо Итальянский банк. Ты же знаешь это, Билли. - Ясное дело, знаю, - сказал Билли. - Будь ты богатый, какие разговоры. - То-то и оно, а ведь у него и родственники есть. Зять и двоюродные прямо в Монтерее. Пусть к ним и идет, а при чем здесь я? Джоди тихонько сидел и слушал, а в ушах стоял негромкий голос Гитано и его неопровержимое: <Но я здесь родился>. Было в Гитано что-то таинственное, как в самих горах. Горные хребты тянулись далеко, сколько хватало глаз, но за самым последним взмывшим к небу хребтом скрывалась огромная неведомая страна. Так и Гитано - он был стариком, пока ты не вглядывался в его подслеповатые темные глаза. В их глубине таилось что-то неведомое. Говорил он слишком мало - не догадаешься, что там у него внутри. Джоди так и тянуло к сараю. Пока отец говорил, он соскользнул со стула и бесшумно вышел из дому, Тьма была непроглядная, и далекие звуки гор доносились четко и ясно. Из-за холма слышалось позвякиванье колокольчиков - это ехала по проселочной дороге бригада лесорубов. Джоди осторожно пробирался по темному двору. В окне комнатки в сарае горел свет. Ночь всегда несла с собой тайну, поэтому Джоди тихонько подошел к окну и заглянул внутрь. Гитано сидел в кресле-качалке, спиной к окну. Правой рукой он делал перед собой какие-то плавные движения. Джоди толкнул дверь и вошел. Гитано резко выпрямился и, схватив кусок оленьей кожи, попытался прикрыть им что-то у себя на коленях, но кожа соскользнула на пол. Джоди, пораженный, смотрел на руки Гитано - в них была изящная и тонкая рапира с золотистым эфесом в форме корзинки. Острие выходило из него пронзительным темным лучиком. На эфесе виднелись прорези и тонкая резьба. - Что это? - спросил Джоди. Гитано лишь обиженно взглянул на него, подобрал упавший лоскут оленьей кожи и решительно завернул в него прекрасное острие. - Можно посмотреть? - Джоди протянул руку. В глазах Гитано полыхнули сердитые огоньки, и он покачал головой. - Где вы ее взяли? Откуда она? На сей раз Гитано посмотрел на него внимательно, словно в размышлении. - Досталась от отца. - А ему? Ему от кого? Гитано перевел взгляд на длинный сверток из оленьей шкуры. - Не знаю. - Он никогда не говорил? - Нет. - И что вы с ней делаете? Гитано слегка удивился. - Ничего. Просто храню. - Может, все-таки покажете? Старик медленно развернул острие, на секунду позволил свету лампы скользнуть по нему. Потом снова завернул. - Теперь иди. Я хочу спать. Он задул лампу, не успел Джоди выйти за дверь. Джоди шел назад к дому, ясно - как никогда в жизни - понимая одно: он никому не должен говорить про рапиру. Сказать кому-то про нее - немыслимо, хрупкий домик правды сразу рухнет. Если такой правдой поделиться, она погибнет. Посреди темного двора Джоди встретил Билли Бака. - Тебя там уже хватились, - сказал Билли. Джоди проскользнул в гостиную, и отец повернулся к нему. - Где тебя носит? - Ходил смотреть, не попалась ли крыса в мою новую крысоловку. - Иди спать, - велел отец. К завтраку Джоди вышел первым. Потом появился отец, потом и Билли Бак. Из кухни выглянула миссис Тифлин. - А где старик, Билли? - спросила она. - Наверное, пошел прогуляться, - ответил Билли. - Я заглянул в его комнатку, там пусто. - Может, с утра двинулся в Монтерей,- предположил Карл. - Дорога дальняя. - Нет, - возразил Билли. - Его мешок на месте. Позавтракав, Джоди пошел к сараю. В солнечном свете мелькали мухи. Казалось, в это утро на ранчо особенно тихо. Убедившись, что никто за ним не смотрит, Джоди вошел в комнатку и заглянул в мешок Гитано. Запасная пара длинного хлопкового белья, запасная пара джинсов, три пары изношенных носков. Больше в мешке ничего не было. У Джоди защемило сердце, будто у него что-то отняли. Он побрел назад к дому. Отец стоял на крылечке и разговаривал с миссис Тифлин. - Похоже, старина Истер все-таки откинул копыта, - сказал он. - На водопой с другими лошадьми не пришел. Ближе к полудню с ранчо на горе прискакал Джесс Тейлор. - Карл, неужто ты сбыл с рук это старье, эту серую падаль? - Нет. С чего ты взял? - С того, - сказал Джесс.- Выехал я сегодня с утра пораньше и что вижу? Смех да и только. Вижу старика на старой лошади, без седла, вместо уздечки - кусок веревки. И едет не по дороге, а напрямки, через кустарник. А в руках, похоже, винтовка. Во всяком случае, что-то блестящее. - Это старый Гитано,- пояснил Карл Тифлин.- Сейчас посмотрю, все ли ружья на месте. - На секунду он заглянул в дом. - Нет, все тут как тут. В какую сторону он ехал, Джесс? - В этом весь смех. В сторону гор, вот в какую. Карл засмеялся. - Горбатого могила исправит, - сказал он. - Надо думать, он просто украл старину Истера. - Поскачешь за ним. Карл? - Господь с тобой, мне же лучше, закапывать это старье не придется. Но интересно - где он взял винтовку? И что он позабыл в горах? Джоди прошел через огород и выбрался к живой изгороди. Пристально вгляделся в гигантские горы - хребет, за ним другой, третий, и так до самого океана. На миг ему показалось, что он видит черную точку, медленно ползущую по склону дальнего хребта. Джоди стоял и думал о рапире, о Гитано. О великих горах. Какое-то смутное желание всколыхнулось в нем, такое сильное, что к горлу подкатил ком. Он лег в зеленую траву возле круглого корыта, недалеко от живой изгороди. Прикрыл скрещенными руками глаза и лежал так долго-долго, полный тягостной необъяснимой горечи.

все книги автора