На затопленной палубе бойни

* * *

На затопленной палубе бойни
Не коснувшись корявого дна.
Рассуждений о нашем призваньи,
В пересоленной каше веков
Где одна панацея — незнанье
Отицанье и хруст позвонков.

* * *

Твой звездный день идет к концу,
А вот удачи нет,
Хотя тебе весьма к лицу
Свекольный сочный цвет.
Ты суетишься у плиты.
Из непослушных рук
Все валится, а из стены
Звучит нахальный стук —
Капризный муж копытом бьет,
А дочь пишет: ПОДИИИ
И снова где то что-то жмет,
То в ухе, то в груди.
Сильней дуреет голова,
Аж до словесных бурь.
Природа-матушка мудра,
Раз выдумать она смогла
Спасительную дурь.
Подергать ножкой перед сном
И засмотреть кошмар.
А завтра снова будет дом
И кухонный угар.
И не спасет от маеты
Тупых очередей безденежье,
И все же ты
Становишься сильней.
Хотя и кажется порой —
Все к черту, все не так,
И муж любимый и родной,
Но все-таки мудак.
И хочется швырнуть, разбить
И вырвать телефон,
Но все же надобно дожить
Хотя б до похорон.
А впрочем это просто так —
Усталость. Все пройдет
Интриги, кризисы, бардак
И мнительности гнет.

* * *

Я уходил на заработки в смерть
Чтою прокормить набухший кокон жизни,
А по пятам прожорливые слизни
Тянули склизкую серебряную нить.
В священной невозможности успеть
И что-то изменить
Незнанье благословить,
Когда в осколки тайны
Заглянет нежить, призванная жить.
Подкрылки ястреба,
Падение в сарказм
Попытки побороть, понять, поспорить
И вовремя попрятаться в маразм.
Я ухожу, а кто-нибудь замолит
Мои грехи, замолвит пару фраз
И оправдает душу перед Богом
А в православный храм вползет намаз
Безглазой ощупью слепого осьминога.

* * *

Моча густая, как сироп,
Ты одноклассница сомнений.
Уставший позвоночный столб
И постепенности ступени
Когда по правилу витка
Мы продолжаем смутный диспут
Улиткой в скорлупу виска
Вползают гаденькие мысли.

* * *

Был август сух, но густ
И грустен на излет
Беспомощный Прокруст
Лакает рыжий мед
А месяц трансвестит
Готовит срок истерик.
И первый желтый лист
Влетает в свет из тени
Вечерний черновик
В помарках никчемухи
Как угорь скользский вмиг
И взлет навозной мухи
Оживший изумруд.
Что мил за неименьем
И лишь зацветный пруд
Прзыв к долготерпенью,
Привычному, как ночь.
Прочь, не хочу, зачтется
И воду истолочь
В белесый пар придется
И прошуршать на серп
Серебряный грошами
Чтоб лето не в ущерб
В заоблачной кошаре
Остыло до седин
Морозного безлюдья
И ты опять один
Пошел за счастьем в люди.
Сквозь скрип минусовой
В безмолвье и безволье
Поникнув головой, отмеченный любовью
Чтоб не встретить смертный час
В каците разлюбивших глаз.

* * *

Триумвират ревнивых жен
Тебе дарован за кокетство
Ты в тридцать лет молодожен,
А в тридцать пять рискуешь детство
Припомнить глядя на внучка,.
И заставлять гадать прохожих —
Нашла девчонка мужичка,
Но почему же так похожи.

* * *

На безымянном пальце выцветает

Полоска светлая под золотым кольцом

А ты рискуешь, прошлое листая,

Из летописца сделаться писцом.

Пойти на поводу у мокрой дрожи,

Перетаскав все вирусы в себе,

Гонять прыщи по посеревшей коже

И нянчить лихоманки на губе.

Из хвори в хворь мостки недомоганий,

Всегда потенциальный пациент

Тебя ведут который год по краю,

Да что там год — седьмой десяток лет.

И вновь скребется осень обострений,

В щелями окруженное стекло,

И старость, занимая пол постели,

Всю ночь мешает сохранить тепло.