Сталактитом каблучка

* * *

Сталактитом каблучка
Достучись до пьяной пони.
Кто Японни не понял,
Тот поймет припев сверчка.

Чертик с носиком из пальцев,
Волхованье лунных пяльцев,
В вечность пялится поэт,
Чужды обуви скитальцы,
Что японцы, что китайцы
Что петля, что пистолет.

* * *

Это ли лето?
Слоистая ласка слюды,
Лужицы света
И лучики талой воды,
Лайкры немного шершавый, но плавный изгиб,
Тела тепла островки на ладонях — погиб
Ты и не жди избавленья, спасенья и сна
Это не лето
Но все же уже не весна.

* * *

Капсулой сна подлечилась зачахшая ночь,
Меченна ветром вода зачумленного пруда…
Чуда от немочи! Тайных любви пересудов,
Тщетной попытке обугленной чайке помочь!
Крылья надежды легли на воздушный поток,
Слово на веру — все выше и тоньше дисканта
Вплоть до невидимых взмахов, вскользь неба капризного марта,
В звук с кличкой ультра, сверлящего влажный висок.

* * *

Сестры-лихоманки…
Впрочем, все равно.
Ты с чернильниц ночи,
Собранную подать,
Можешь отпечатать на прозрачный лист.
Только четкий прочерк,
Тает в многоточье,
Неразборчив почерк,
И устал артист.

* * *

Припаси к зиме огарки
Свеч.
Дед Мороз свалил подарки
В печь.
Стало вдруг тепло и грустно.
Речь
Зазавучала зло и гнусно
В сломе плеч.
Гибель-гниль — в кондоме ножен
Меч.
Снега хруст неосторожен.
Сечь
Не свершится — слишком крепок
Лед над Чудскою водой.
На снегу Тевтонский слепок
Карлы с ватной бородой.

* * *

Между глаз горизонт,
Что окрашен вращеньем Земли.
Между пальцев немеющих чуть запоздавшая нежность,
В чуть припухшей губе — неуменье молиться Любви,
А в надломленной дали дороги почти непроезжей
Неизбежная точка движенья в неведомый край,
Необъезженный ветер, толкающий в оступь обочин.
За плечами котомка,
В котомке потерянный рай,
Полувыдох — Прощай!
И величье всего, что непрочно.