В рекламной пене для бритья

* * *

В рекламной пене для бритья,
С умытым рэтро за плечами,
Уже другая год спустя,
Хотя все та же под ногами.
Гостеприимная до дыр
И криминальная до дрожи —
Когда лисица видит сыр
Лисица сыра хочет тоже.
Меняя имидж и язык,
Она все та же азиатка,
С которой мир давно привык
Играть не в салочки, а в прятки.
И чтоб изгадить свой уют
Ей вряд ли хватит инвестиций,
А новый пасынок столицы
В подъезде хлещет Абсолют.

Вновь морзянкой габаритов кровоточат магистрали,
Скорость сна личует ночь.
Просто мы от перемены мест немножечко устали
И нигде не прочитали, как самим себе помочь.
В серпинтарии столицы за ошейник слова надо
Время тянет горемычным суетливых сыновей
Покидать своих любимых, и порою вся награда —
Лишь вращенье темно-синих скорой помощи огней.

* * *

Только боли зубастый зверек
В костняной, цилиндрической клетке,
Только оступь в бездонный зрачок,
В обреченности черную метку.
Только памяти пластырь… К чему
Правый Боже, такие разборки?
Все одно я урок не пойму
Даже после пожизненной порки.
Апатично сжевав килограмм
Обезвреженных медом лимонов,
Я тебе только душу отдам,
Как листочек для свода законов.
Я не ведаю, кто и когда
Вжег тавро междометьем бессилья,
И два слова — судьба и беда
Воедино безжалостно слили
Силы зла, незнакомые мне.
Сатанинско-зеленые искры,
Рассыпая по темной золе,
Оправданьем разумного риска.
Горчичник отдачи в плечо,
И пулей расплавленна память.
Бежать ни к чему за врачом,.
А лучше на утро оставить
Немного — наружу нутро,
Вся вонь, что копилась годами…
Поощайте! Вам будет светло,
Я буду молиться под вами.
Я Вас замолю из огня,
Бездельницы милые, бляди,
Что все же любили меня
Недолго, бездумно, не глядя.
Все те, кого враз разлюбить
Меня не сподобил Всевышний,
А все, что осталось прожить
Смогу предыдущий и лишний.
Порох… Ослепну от взрыва,
Ослепну от вспышки и в путь.
Плохо, но все-таки было,
Что-то нежнее, чем жуть.
Песня лоскутная целым
Стать не смогла, не суди.
Прасно и став черно-белым
Страх притаился в груди.
Лишь диагностика кармы
И возвращенье свинца.
Тишь зачумленной казармы,
И ожиданье конца.
Трон — паутинься уныло
Тронь и рассыпется в пыль.
Боль — это больше, чем было,
Сон — это больше, чем быль.
Может быть, кто-то по строчкам
Этим взберется на холм,
Порчу моих многоточий
Слив в триединое — дом.
Из истеричного сора,
Выудив пару карат,
Бросит ожившие споры
В свой бриллиантовый сад.
Мне же назад не вернуться,
Лучше, чем смог, не прожить.
В лапках пушистого скунца
Рвется трусливая нить.
Только боли зубастый зверек
Рвется к звездам сквозь белые прутья,
Только сердца ритмичный валек
Врет мотив в желатиновой мути.
Все труднее решиться на вдох,
Не найдя для него оправданья,
Если выше с годами порог,
Не забвенья, а просто незнанья.
И первый раз всерьез
Колени вжались в пол
До хруста в позвонках,
Взлетает взгляд под купол.
Впервые нету слов и слез и просто поз,
Пришел мой срок и я отчаянье нащупал.
Пришел мой срок и я поверил небесам,
Чтоб больше не сосать пустышку деклараций.
Свой звездный капюшон раскинула змея
Когда я в мир пришел, чтоб в Вечности остаться.

* * *

Тени движутся в расслабленных глазах.
Злой мой гений все-таки бездарен,
А в затылке болью ставший страх,
А в ноздрях ваниль хлебопекарен.

Долгожданный возраст полный сил
Так же глуп, как возраст рыжих сосок.
Никогда не брал — всегда просил

У судьбы — беспомощный подсосок.

Стригунок с мозолью на заду,
С толстенькой историей болезней,
Неспособный даже на беду,

Или на завистливое — крейзи.
Не бизнесмен и не бродяга,
Не гений и не идиот,

Ни то, ни се. Все дичь, бодяга,
И все известно наперед
Пройдешь свой срок, пожнешь измену

Жены, презренье дочерей.
Ну, а друзья ушли со сцены уже давно,
И нет друзей.

Не давший ни себе, ни миру
По сути вовсе ничего,
Прими свой трон — стульчак сортира,

И жри наследное дерьмо.