И вновь фонарные столбы

* * *

И вновь фонарные столбы
Скосят отвесы свежих трупов,
Гастроли похоронной труппы
И ядовитые грибы.
Торчали зданья из десны
Востока — съеденные зубы —
Щербатый город, гибкость луба,
Янтарь загубленной сосны.
А мы согласны на любы —
Емелины смешные сказки
И Несмеянам для острастки
Покажем внутренность избы.
Пусть из туманной пелены
Неразберихи злых признаний
Без лошадей несутся сани
И время моет валуны.
Роняют желуди дубы —
Коль нет свиней, оставь их гнили,
И вдребезги стекло усилий
О звуки ангельской трубы.

* * *

Две пары стекол под бровями,
Слегка размытый макияж —
Оставшись визави со снами,
Венчает вычурный коллаж
Твоя любимая,
А ты — тень Гессе, бисер суеты.

Полет в дырявом дельтоплане,
А в дырах ветер сверлит марш,
И вошь в кармане на аркане
Товй верный спутник, верный страж…
Твоя любимая — кошмар,
Страшней нашествия татар.

* * *

Почетный пасынок судьбы —
По четным дням колдун и скептик,
А по нечетным эпилептик
С клеймом на вздутии губы.
Слуга метаморфоз луны,
Магнитных бурь, узоров звездных,
Погоды, снов и воли грипозных,
А так же прихотей жены.
Пора вселенские рабы
За рыбный деньи серость робы
Отведать тоника озноба
И обреченности борьбы.
Насквозь проев кисель стены,
По онемению соседей
Пройти, надувши трех медведей
И ощущение вины.
А на мохнатые горбы
Поставить крест, но не распятье,
Когда в своем тщедушном платье
Придет больное Если бы.
И будет долго, нудно ны-
Тьмыдухов нагоняя в спальню,
Бесцветя немочной печалью
В часы завернутые сны.
Но беспорядочной пальбы
Треножный отзвук сбоем систол
В груди затравленных статистов
Собьет дыхпнье,сморщит лбы.
И за предчувствие весны
Собой платившие изгои,
Забудут прелести покоя,
Блестнув за гибелью блесты.

* * *

Ничто не изменилось — вечер бос
И шлепает синюшными ступнями
По лужам вечности — разбрызганный вопрос
Слюною под вставными челюстями.
Несоразмерность старческого страха
Рождает трение и ноющую боль
И ноль неволь,
И логарифмы краха,
И рифм формальных въедливую соль.
Ничто не изменилось — но змеилась
Видней венозная и вязкая река
Под калькой кожи кисти, и века
В ритмичном умирании блазнились.
Приблизились к разгадке и на миг
Застыли иктеричными белками,
И цифры бисером по кафелю скакали
И электорнным становился крик .
Как истерично четки теребя,
Живя движеньем черный контур рясы,
Плясали пальцы, так металось мясо
По шарику с названием Земля.
И ничего… И все-вселенский всплеск.
И гниль и гной — органика горенья,
Геометрично скомканный гротеск
И откровенье вечного старенья.

* * *

Все ваши фрикции сплошная фикция!
Давайте ссориться, но только лицами,
Давайте ссориться на голоса.
Мы возведем свои амбиции
В разряд судьбы, но без милиции —
На пол часа.

Корнэги, спок — колодцы мудрости
И левитации Леви,
Но мы апостолы любви
В себе скрываем тайну тупости.

* * *

Цветы умирают в табачном дыму,
А поезд летит под откос,
А там под откосом пророча зиму,
Мохнатый сидит эскимос.
Но нам ли скупать дорогие меха,
И пестовать их серебро,
Когда от надежды осталась труха,
Когда не нажито добро.
Слепой пасвилянт, самоделкин идей,
Наш скупо отмеренный срок,
Что кистью хвоста нарисует людей,
Как мертвый осенний листок.
С пустыми прожилками легкого сна,
С круженьем на каждый порыв.
А где-то под лубом томится весна,
И зреет зеленый нарыв.

* * *

За день до выхода в тираж,
Ступив на лунные ступени,
На роль решившийся типаж,
Не позабыо природной лени.
Слегка дрожащий студень слов
Патетики колючим перцем,
Приправил он и от оков
Освободил больное сердце.
Намек ли, просто экивок,
Уместный в слепоте тумана,
Он разъяснил бы, если смог,
Сомкнув, как веки грани раны.
Но припаркованный рассвет
Почуял срок и скорость кванта.
Душе другой дороги нет
И мудрый гид покинул Данта.